Неизвестен Автор - Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2)

Советские и партийные органы захлестнула волна доносительства и шпиономании. Все искали врагов народа и шпионов иностранных разведок. Пример в этом подавали сами руководящие работники. Так, по доносам Л. М. Кагановича, его запискам, направленным Ежову, летом и осенью 1937 года были арестованы, а позднее репрессированы почти все начальники железных дорог, руководители служб, ученые-железнодорожники. Многие смелые проекты объявлялись вредительскими. Такой же чистке подвергся и наркомат иностранных дел после прихода к руководству

B. М. Молотова.

Очевидно, желая еще больше укрепить свои позиции, Н. И. Ежов выступил инициатором переименования города Москвы в Сталинодар. Сохранившиеся документы свиде

тельствуют, что были "организованы" обращения трудящихся с письмами на имя Н. И. Ежова о переименовании Москвы. Соответствующие представления были заготовлены в ЦИК СССР и Политбюро ЦК ВКП (б). В честь будущего Сталинодара сочинялись стихи. Однако, по свидетельству М. И. Калинина, против этого выступил сам И. В. Сталин. Это было в конце 1937 -- начале 1938 г.

На январском (1938 г.) Пленуме ЦК ВКП (б) был осужден формально бюрократический подход к исключению из партии. Однако репрессии прекращены не были. В марте 1938 г. состоялся процесс 21. На скамье подсудимых были Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, Г. Г. Ягода и другие. Обвинения были стандартными -- "контрреволюционные вредители", шпионы, диверсанты. К этому набору прибавилось обвинение в отравлении Горького, его сына, В. Р. Менжинского, В. В. Куйбышева. Прошение о помиловании Верховный Совет СССР отклонил. За осужденного по этому процессу доктора Плетнева ходатайствовал Ромен Роллан. Он отправил телеграмму на имя М. И. Калинина и И. В. Сталина. Однако и это не помогло. НКВД, набрав громадную силу, в отдельных случаях перестал считаться с мнением не только советских, но и партийных органов. Н. И. Ежов уже не считался даже с председателем Совнаркома В. М. Молотовым и летом позволил себе грубую шутку в отношении его.

13 июня 1938 г. на Дальнем Востоке бежал в Маньчжурию и сдался, попросив убежища в японской военной миссии, Г. С. Люшков. Он занимал должность начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю, был депутатом Верховного Совета СССР. Ставленник и выдвиженец Ежова, отвечая на вопросы корреспондентов, Люшков заявил: "Я изменил Сталину, но никогда не изменял моей Родине, которая вся ненавидит диктатора". Тем не менее Люшков выдал японскому военному командованию планы и дислокацию частей ОДКВА.

Для расследования обстоятельств побега Люшкова прибыли Л. 3. Мехлис и М. П. Фриновский. Фактически именно они спровоцировали конфликт с японцами у озера Хасан. Итогом Хасанских событий стало смещение и осуждение В. К. Блюхера.

В сентябре 1938 г. на заседании Политбюро было принято решение разработать постановление Совнаркома и Политбюро ЦК ВКП(б) об ограничении репрессий. 17 ноября такое совместное постановление было принято. Этим постановлением упразднялись внесудебные органы

"тройки", усиливался прокурорский надзор, пересматривались дела, следствие по которым не было закончено. 25 ноября от занимаемой должности наркома внутренних дел был освобожден Н. И. Ежов, и его место занял Л. П. Берия, работавший в то время заместителем у Ежова. Н. И. Ежов оставался на посту наркома водного транспорта и в Бюро партийного контроля. Он принимал участие в подготовке XVIII съезда партии. В марте 1939 г. Н. И. Ежов был арестован. Его обвинили в "левом загибе". Вместе с ним были арестованы и позднее репрессированы его ближайшие помощники. Были репрессированы почти все начальники отделов центрального аппарата НКВД СССР, наркомы внутренних дел союзных и автономных республик, начальники большинства краевых, областных и городских управлений НКВД, которые были изобличены в творимом произволе, глумлении над невинно арестованными людьми.

Вместе с ними на скамье подсудимых в 1939--40 гг. оказались их подчиненные -- непосредственные исполнители пыток арестованных, изощренные следователи-фальсификаторы. К высшей мере наказания, кроме них, были присуждены так называемые "липачи" -- Н. И. Ежов, М. П. Фри-новский, Н. Г. Николаев-Журид, 3. М. Ушаков-Ушимир-ский, В. М. Агас, А. П. Радзивиловский и многие другие. Однако необоснованные репрессии отнюдь не прекратились. По личному указанию Л. П. Берии был арестован заместитель главного военного прокурора диввоенюрист А. С. Гродко. Вся вина его состояла в том, что он встречался с Гамарником. На справке о его аресте новый нарком наложил резолюцию: "Арестовать и допрашивать крепко". А. С. Гродко был расстрелян.

Никакой реабилитации вопреки утверждениям тогда не было. Фактически все выпущенные на свободу были попросту амнистированы, поскольку обвинения с них не были сняты. В отдельных случаях пересмотр дела завершился изменением меры наказания. Тем не менее, в народное хозяйство, в Красную Армию были возвращены необоснованно репрессированные кадры. Оценивая значение "большого террора", Сталин на XVIII съезде партии заявил, что только потому, что расстреляли в 1937--38 гг. врагов народа -- Тухачевского, Якира, Бухарина и Рыкова, -- удалось добиться высоких результатов на выборах в Верховный Совет СССР и РСФСР. Советское общество в конце 30-х гг. находилось на грани глубочайшего кризиса. Народное хозяйство, промышленность и сельское хозяйство

находились в плачевном состоянии. Обороноспособность СССР была ниже, чем в начале 30-х гг. Это было связано прежде всего с массовым истреблением творческого потенциала советского общества и было законным итогом той репрессивной политики, которая проводилась на протяжении второго десятилетия Октябрьской революции.

Появившиеся в системе ОГПУ научно-исследователь-ские институты, в которых работали осужденные ученые я конструкторы, в конце 30-х гг. разрослись и были единственным местом, где рождались новые открытия и создавались образцы новейшей военной техники. На воле этому препятствовал мощнейший бюрократический аппарат, который за годы репрессий не только не был подорван, но и обрел как бы второе дыхание.

Рядом с партией, сливаясь в единое партия -- государство, номинально существовала Советская власть. Практически исполкомы рассматривались как жилкомхозы при партийных комитетах. Поэтому нормальным и закономерным явлением в жизни номенклатурных кадров стало их перемещение с партийной на советскую работу и обратно. Аналогичное сближение и слияние партийных органов происходило также с профсоюзами, комсомолом и другими общественными организациями. В этом процессе наиболее ярко проявлялось господствующее положение Коммунистической партии и одновременно фактически бесправное и безответственное положение государственных органов и общественных организаций. Действуя по директивам партийных органов, далеко не всегда проработанным и достаточно компетентным, они в свое оправдание не могли даже сослаться на эти директивы, а это, в свою очередь, снимало ответственность за принятие решений и с партийных органов.