Лев Никулин - Мертвая зыбь

Дзержинский и его сотрудники это понимали. Перед "Трестом" были поставлены задачи: подчинить себе монархическое "общественное" мнение, внедрить ему мысль о вреде терроризма и диверсий; дискредитировать идею интервенции, убедить, что главное - внутренняя контрреволюция, то есть "Трест", эмиграция же - только подмога; давать эмиграции материал для споров. Темы дискуссий: ненужность сословий; земельный вопрос; национализация промышленности; невозможность возврата земли помещикам; споры о кандидатурах на престол; бонапартизм Врангеля; разногласия между Врангелем и Кутеповым.

Кутепов всегда был опасным противником советской власти. К нему была ниточка - "племянники". Их надо не только нейтрализовать, но и заставить действовать в пользу "Треста".

38

"Племянники" находились на попечении Стауница. В ларьке, на Центральном рынке, они проводили весь день и, получая пакеты для "Треста", передавая другие пакеты сотрудникам посольств, чувствовали себя участниками секретной работы могущественной подпольной организации.

Пока они жили в квартире Стауница, у них складывалось впечатление, что вокруг идет сложная таинственная работа. Этому способствовали загадочные телефонные звонки Стауница, появление новых людей, переговоры в отдельной комнате. Стауниц поручил Марии Захарченко шифровку писем, отправляемых за границу. Работа была кропотливая, требующая много времени и внимания.

"Племянники" отправили Кутепову донесение, в котором не только восторженно отзывались о работе "Треста", но и сообщали о его нужде в деньгах. О деньгах все время говорил Стауниц.

Однажды он прочитал при супругах записку атташе польского посольства Вернера: "Привез из Варшавы игрушки с монограммами для ваших руководителей. Полковник Байер обещал субсидировать ваше агентство в Варшаве, то есть Липского. Как обстоит дело с лесными концессиями?"

Стауниц крепко выругался и извинился перед Захарченко.

- Можете не извиняться. При мне еще не так выражались. А игрушки, то есть револьверы, могут пригодиться.

- Игрушками он не отделается. Вообще эти господа ведут себя скверно, нашу почту перлюстрируют. Про концессии для "лесорубов" ни звука. А самое скверное, они рассматривают "Трест" как источник военной информации.

- А вы как думали? За услуги надо платить.

- Но не шпионскими сведениями. Наша организация - патриотическая. Нам нет смысла ослаблять армию, которую мы готовим для переворота. Это решение Политсовета.

- То есть Якушева?

- Не только его.

- Однако эти вернеры и байеры нам нужны. Вот и вертись!

Мария Владиславовна потрепала Стауница по щеке:

- Вас, Эдуард, этому не учить.

Когда в первый раз в ларек наведался Зубов, Захарченко не могла найти с ним верный тон. Он нагнулся над прилавком, взял пакет и сказал:

- Нынче я в штатском, без ордена, чтобы вас не волновать. Кстати, у меня есть и "Георгий", золотой, с бантом, первой степени, за германскую войну.

С тех пор она говорила с ним вежливее.

Вскоре Захарченко и Радкевича переселили за город. Зубов привел на дачу, где они жили, некоего Антона Антоновича, из петроградской организации "Честь и престол".

Он понравился "племянникам": пристальный взгляд сквозь стеклышки пенсне, сухость и сдержанность в разговоре.

- Вы не из штабных? - полюбопытствовал Радкевич.

- Нет. Из штатских. Служил по судебному ведомству.

Больше ничего "племянники" от него не добились, но о петроградской организации с тех пор отзывались хорошо. На самом деле Антона Антоновича звали Сергей Владимирович, фамилия его была Дорожинский, и он был ценным для Артузова сотрудником. Его предполагалось направить в Петроград вместе с Захарченко и Радкевичем. Их пребывание в Москве становилось опасным: супруги задумали совершить диверсию втайне от "Треста".

Дорожинский поддерживал связь "Треста" с представителем польского атташе. Полковник Вернер вручил подарки - браунинги с монограммами - для Потапова и Якушева. Антон Антонович очаровал Вернера хладнокровием и умением вести увлекательный разговор, ничего существенного при этом не сказав.

- Я дам пану явку к сотруднице нашего консульства в Петрограде пани Кудлинской. Можете быть спокойны, она даже не живет в консульстве и не бывает там: числится сотрудницей нашей репатриационной комиссии и живет во дворе костела на Невском. Вы ей будете очень полезны как представитель вашей организации.

И Вернер дал Дорожинскому такую записку:

"Многоуважаемая пани Мария. Податель сего имеет в руках половину зеленой пятимиллионной ассигнации серия 1004. Другую половину этой облигации Вы получили от меня в Минске, в вагоне. После проверки указанного можно вполне ему довериться".

Прочитав записку, Дорожинский заметил:

- Как бы не вышло так, как с паном Чеховичем.

Вернер рассмеялся.

Дорожинский должен был создать у пани Кудлинской впечатление, что в Петрограде "Трест" имеет внушительные группы заговорщиков и, возможно, все сношения этой группы с Москвой отныне будут идти через Кудлинскую. При первом же свидании он понял, что эта дама настолько наивно себя ведет, что арест ее неизбежен. Действительно, ожидался обыск в репатриационной комиссии, и у Антона Антоновича, предупрежденного об этом Старовым, оказались неотложные дела в Минске.

При встрече с полковником Вернером Дорожинский сказал:

- Мне кажется, что пани Кудлинской кланялся Чехович.

Тот мрачно ответил:

- Вы правы. Я вас чуть не подвел. Мы ее убрали из Петрограда.

Якушев устроил сцену Вернеру, и с тех пор было решено, что польская агентура будет направляться в Россию только с ведома "Треста" и работать при содействии этой организации. Вернер согласился на такое требование лишь потому, что два агента, добывавшие для него шпионские сведения, провалились.

Так удалось умерить аппетиты 2-го отдела польского генерального штаба. Байер убедился на опыте, как опасно добывать подобные сведения не через "Трест", и Якушев мог уклоняться от такого рода поручений.

Чтобы уклоняться и от требований эстонского штаба, очень полезен оказался Роман Бирк. Он требовал, чтобы "Трест" сносился с министерством иностранных дел, а не со штабом. Бирк доказывал, что агентура эстонского штаба очень слаба и нельзя доверяться ей после нескольких провалов.

Артузов, просматривая письма, составленные Потаповым, убедился в ловкости, с которой он вел игру, ограничиваясь одними обещаниями. Запугивая возможностью провала, Потапов сеял панику в эстонском и польском штабах.

Роль Кутепова в эмигрантских кругах все больше возрастала. Поддержание с ним связи приобретало первостепенное значение. По этой причине приходилось мириться с пребыванием "племянников" в Москве.