Александр Костин - Убийство Сталина. Все версии и ещё одна

Немножко поразмышляв над этим странным обстоятельством, мы получаем совсем другое время действия: ночь на 1 марта. Охрана не ложилась спать, а вот обслуга, нежелательные свидетели, крепко спала, и видеть ничего не могла. Из тех, кто охранял Сталина в эту ночь, в живых остался Лозгачев. Хрусталев умер, еще два охранника покончили жизнь самоубийством вскоре после смерти Сталина — можно с вероятностью 90 % утверждать, что это были как раз те, что стояли на посту на улице. Ну а Лозгачев «спал».

Итак: как, вероятней всего, развивались события? Кто-либо из охраны ночью, после отъезда соратников, заметил, что Сталин находится без сознания, либо Сталину стало плохо в присутствии кого-либо из задержавшихся соратников. Тут же позвонили Игнатьеву, который через несколько минут примчался на дачу вместе с «кем-то» из партийной верхушки и врачом. Врач поставил диагноз — правильный — и сообщил его тем, с кем приехал. А также дал прогноз: что будет, если оказать помощь немедленно, и что будет, если не оказывать, допустим, сутки.

Что было потом? Потом соратники вышли из кабинета и что-то сказали охране. Что именно? А вот это вопрос. Скорее всего, что-то вроде: «Ничего особенного, товарищ Сталин выпил лишнего, он просто спит, не будите его». Его и не будили, пока, ближе к вечеру, не возникло подозрение, что странный это сон, да и обслуга не начала волноваться, вынудив охранников звонить Игнатьеву опять» [81] Е. Прудникова. Указанное сочинение. С. 351–353. .

То есть, Е. Прудникова выстраивает свою версию убийства Сталина в строгом соответствии с версией Ю. Мухина «от противного», даже врача, которого прихватил с собой спешащий на Ближнюю дачу министр Игнатьев, она «позаимствовала» у Ю. Мухина — это опять все тот же домашний доктор Смирнов. А ведь для оригинальности своей версии можно было «привлечь» к этому делу, скажем, Кулинича, как это сделал И. Чигирин, а еще лучше бы доктора Захарову. Оригинально бы получилось: даешь в женской версии убийства вождя в качестве активного участника женщину-врача!

Так кто же, и когда приезжал на ближнюю дачу в воскресенье 1 марта 1953 года? В отличие от Ю. Мухина, который согласно своей версии к основной «Тройке» (Игнатьев, Хрущев и доктор Смирнов) неуверенно «подключает» еще и Маленкова, Е. Прудникова к этой «Тройке» весьма уверенно «подключает» Н. А. Булганина. Почему? Здесь она опирается на воспоминания Н. С. Хрущева, который, якобы «… по своим собственным воспоминаниям, вместе с Булганиным приехали, потолкались в помещении охраны и уехали восвояси» [82] Е. Прудникова. Указанное сочинение. С. 379. .

Тут одно из двух: либо вообще не верить воспоминаниям Хрущева, поскольку об Игнатьеве и враче в составе «Тройки», приехавшей первой ближнюю дачу, у него ни слова, либо воспроизводить его воспоминания добросовестно. Где это Хрущев говорит, что он приехал на дачу с Булганиным? Приходится вновь возвращаться к «подлиннику» и процитировать Хрущева, хотя и в сокращенном варианте:

«Вдруг звонит мне Маленков:… Надо будет срочно выехать туда. Я звоню тебе, и известил уже Берию и Булганина. Отправляйся прямо туда»… Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным..» [83] Н. Хрущев. Воспоминания, М.: Вагриус, 2007. С. 263–264. . Вся «Четверка» «толкалась» в помещении охраны. Почему Е. Прудникова «отсекла» Маленкова и Берию, оставив Хрущеву в качестве свидетеля Н. А. Булганина, можно только догадываться. Ю. Мухин, напротив, «отсекает» Булганина и Берию, оставляя Хрущеву в качестве свидетеля Маленкова. Здесь хотя бы косвенно понятно, Маленков, наряду с Хрущевым отвечали в Политбюро (т. е. Президиуме ЦК КПСС) за правоохранительные органы, а причем здесь Булганин?

То, что и Ю. Мухин и Е. Прудникова упорно «отсекают» от преступной «Тройки» Берию, станет ясно ниже, но зачем оставлять лишнего свидетеля преступного деяния, «затеянного» Хрущевым? Это настолько не логично, что обе версии как Ю. Мухина, так и Е. Прудниковой, просятся в одно и то же место — в урну, поскольку обе эти версии есть ни что иное, как «оса №б».

Впрочем, дадим еще раз слово Е. Прудниковой, которая пытается упорно доказать недоказуемое:

«Но кто-то из вышестоящих должен был приехать ночью на дачу, хотя бы для того, чтобы морально поддержать охрану — а то еще, того и гляди, с перепугу местную «Скорую помощь» вызовут. Но кто же мог быть этот другой? Ответ напрашивается сам собой: тот единственный человек, который мог приказать охраннику поднимать или не поднимать шум, его прямой начальник, министр госбезопасности Игнатьев, заговорщик. Его выслушал и выполнил приказ полковник Лозгачев, заговорщик. Потому что если бы он не был таковым, то не сидел бы он в 1977 году и не рассказывал Рыбину свои воспоминания, а тихо лежал бы себе на кладбище рядом с полковником Хрусталевым. Он или был заговорщиком изначально (а что тут, собственно, невозможного? Его могли запугать, подкупить, наконец, завербовать), либо стал им тогда, когда понял, во что втравил его начальник охраны и что с ним будет, если он не войдет в число заговорщиков. Игнатьев должен был приехать на дачу и еще с одной целью: согласовать все версии «очевидцев», чтобы не было разнобоя в показаниях. Был ли он один? Или же с ним приехал и тот «некто» из партийной верхушки, который стоял во главе заговора — не Игнатьев же, в самом деле, заваривал всю эту кашу. Естественно, приехал и «сам», которому тоже нужно было единство показаний, чтобы, упаси Бог, ничего не заподозрил Берия, противостоять назначению которого на пост министра внутренних дел они уже, по-видимому, не могли».

Кто же этот «сам»? — И тут Е. Прудникова приводит некое соображение:»… Если отбросить хрущевскую сказку о том, что все тряслись от страха перед грозным вождем, то удовлетворительное объяснение этому (почему «Четверка», потолкавшись в помещении охраны, не полюбопытствовала даже, как там выглядит вождь, «под которым подмочено», и преспокойно разъехалась по домам. — А.К.) может быть только одно: они уже видели Сталина в таком состоянии, поэтому им было неинтересно. Когда они могли его видеть? Для этого есть только один отрезок времени: ночь на 1 марта, и видели они его, приехав вместе с Игнатьевым по вызову охраны, а может быть, никуда с дачи не уезжая. Зачем же они приезжали в воскресенье? О, это очень просто — прозондировать обстановку и посмотреть, надо ли уже вызывать врачей или можно еще потянуть время? Потянули еще, потянули, сколько могли…». Каково?! Агата Кристи отдыхает!

— Так кто же это «ОНИ», которые могли увидеть недееспособного вождя, даже — «… никуда с дачи не уезжая?!» Так ведь это вся пресловутая «Четверка», и никак «отлучить» от нее ни Л. П. Берию, ни кого-нибудь другого не получается. В этом-то и наивность версии Е. Прудниковой: Берия как бы ничего не знал и не видел до утра 2 марта, а тут он у нее то «толкается» вместе со всеми соратниками в помещении охраны, то даже еще не уезжал после непродолжительного обеда у вождя. И рот, противореча сама себе, Е. Прудникова делает свое итоговое заключение.