Владимир Куковенко - Как подменили Петра I

В память своего чудесного спасения на водах Петр собственноручно вытесал деревянный крест в пять аршин длиной и три шириной и поставил его на том месте, на котором вышел с яхты на берег в Унской губе. На кресте он ножом вырезал следующую надпись на голландском языке:

Dat Krus та Ken kaptein Piter van a ch. st. 1694

Те. «крест поставил капитан Питер в лето Христово 1694».

Эта надпись достойна особого и самого пристального рассмотрения. Почему она сделана на голландском языке? Почему русский царь вдруг называет себя «капитаном Питером»?

Да, хорошо известно, что Петр после знакомства с иностранцами позволил им и немногим русским обращаться к себе несколько фамильярно — «господин бомбардир», «господин командор» или «господин капитан». Но трудно себе представить ситуацию, когда человек, чудом избежавший смерти, обращается к Богу на языке, которым еще плохо владеет, и называет себя чужим именем. А именно это и делает Петр: он безграмотно царапает на кресте голландские слова, называет себя не царем и даже не рабом Божьим, как сделал бы любой русский человек того времени на его месте, но kaptein Piter! Зачем?.. В это время он даже не имел права именоваться капитаном, поскольку еще не обладал достаточным опытом в управлении кораблями и едва ли знал морскую навигацию. Видится в этой надписи какое-то неумное, нескромное или просто по-детски наивное и хвастливое поведение перед Богом…

Но если принять во внимание, что перед Творцом и небесами не лгут и, разговаривая с ними, люди бывают наиболее откровенны, то нам откроется нечто неожиданное в этой странной надписи. Она предельно откровенна и честна! И сделал ее, конечно же, не русский царь Петр Алексеевич, а голландский kaptein Piter, чудесным образом спасшийся в бушующем море, и который вошел в нашу историю под именем Петра Великого.

Все эти факты достаточно убедительно подтверждают то, о чем русский народ говорил еще при жизни Петра, — русский царь действительно был подменен. «Непристойные речи» появились как отражение реального трагического происшествия, но единственно, в чем они не были согласованы, так это в определении конкретного времени, места и обстоятельств подмены царя Петра Алексеевича. Попытаемся восполнить этот пробел своей версией тех давних событий.

Осенью 1691 года, во время второго Семеновского похода, случилось непредвиденное трагическое происшествие. Возможно, что в артиллерийской перестрелке или в жаркой кавалерийской атаке, в которую Петр увлек своих рейтар, он был смертельно ранен, — такое было не редкостью во время потешных учениях. Так, например, летом 1690 года во время одного из подобных примерных сражений лопнула ручная граната, опалив лицо царя и ранив многих офицеров. В другом таком же сражении, произошедшем 4 сентября того же года, было много раненых, в том числе пострадал и сам генерал Гордон, у которого была серьезно повреждена нога и обожжено лицо.

Сохранилась шутливая реляция второго Семеновского похода, к которой сделана весьма примечательная приписка: «И тот бой равнялся судному дню». Не намек ли это неизвестного очевидца на некоторые драматические обстоятельства? Но даже если рассматривать эту приписку как насмешливое сравнение, то нельзя не поразиться ее пророческому смыслу.

В этом потешном учении пострадал не один Петр. Вместе с ним был тяжело ранен в правую руку ближний стольник князь Иван Дмитриевич Долгорукий, который вскоре и скончался. Видимо, он был близок Петру, и тот, сам находясь при смерти, все же написал письмо Федору Апраксину, со скорбью извещая о кончине своего товарища по воинским забавам:

«Федор Матвеевич.

Против сего пятоенадесять числа в ночи, в шестом часу, князь Иван Дмитриевич от тяжкия своея раны, паче же изволением Божиим, переселися в вечные кровы, по чину Адамову, идеже и всем нам по времени бытии. Посеем, здравствуй.

Видимо, это было последнее письмо подлинного царя Петра Алексеевича.

«Генералиссимус Фридрих» — князь Федор Юрьевич Ромодановский, под началом которого служил ротмистр Алексеев, и генералиссимус Иван Иванович Бутурлин, командующий «вражеской армии», предвидя скорую смерть царя, в отчаянной попытке уберечь себя от плахи решаются на немыслимый и дерзкий поступок — на подмену. Но, скорее всего, делают это они в сговоре с другими высокопоставленными офицерами потешных и стрелецких полков. Спустя год после этих событий, как это описывает Устрялов, Петр опасно заболел кровавым поносом — видимо, это была дизентерия. Болезнь продолжалась с ноября до конца января следующего, 1693 года, и особенно слаб он был в декабре. Когда его состояние стало наиболее критическим, то Лефорт, князь Б. А. Голицын, Ф. М. Апраксин и Плещеев приготовили лошадей, чтобы бежать из Москвы, как доносил об этом в Ригу шведский резидент Кохен. Не исключено, что эти люди были в какой-то мере причастны к подмене царя.

Впоследствии все они составили «компанию», кружок наиболее близких к царю людей, сосредоточивших в своих руках реальную государственную власть. Видимо, именно их совместными усилиями и был отыскан в 1691 году, после ранения Петра, кандидат, имевший некоторое сходство с подлинным царем.

Вначале попробуем ответить на вопрос, кто это мог быть. Знание голландского языка, неожиданно приобретенное Петром в 1692 году, неоспоримо указывает на то, что он был отыскан среди голландцев. На это указывает и следующее обстоятельство. Во время своего первого путешествия за границу в составе Великого посольства в 1697–1698 гг. Петр, нарушая все инструкции и планы посольства, из Германии отправляется в Голландию, хотя должен был ехать в Вену, для решения весьма важного для России вопроса о войне с Турцией. Из-за этого довольно легкомысленного решения Россия полностью лишилась каких-либо выгод при заключении мирного договора с турецким султаном и упустила время, которое могла использовать для усиления своего военного и политического влияния на южных рубежах.

Впоследствии этому обстоятельству найдут много извиняющих причин и хитроумных оправданий. Но если здраво разобраться в них и отсеять все лукавые доводы, то поступок Петра предстанет в своем истинном и неприглядном виде: он пренебрег политическими выгодами государства ради своего капризного и ничтожного желания видеть морские суда и стремления усовершенствовать свои плотницкие навыки! Вряд ли бы истинный монарх, имевший хотя бы небольшое чувство ответственности перед своим государством, поступил подобным образом. Но такой поступок вполне мог совершить не слишком ответственный и заурядный человек, давно не видевший своей родины и скучающий по ней и еще не совсем освоившийся с новым своим званием и со своими тяжелыми государственными обязанностями.