Владимир Куковенко - Как подменили Петра I

Укоренившийся впоследствии и в исторической науке, и в художественной литературе миф о том, что Петр в детстве не получил необходимого образования, из-за невежества немногих его учителей, основан исключительно на том впечатлении, которое производил Яан Муш своими познаниями. Но в данном случае вряд ли уместно смешивать интеллект подлинного царя Петра и его двойника.

Младшая сестра Петра Алексеевича, Наталья Алексеевна (родилась в 1673 г.), была довольно образованной царевной: она завела в Москве, а затем и в Санкт-Петербурге театр, и не исключено, что сама писала пьесы. Вызывает недоумение тот факт, что она получила образование, а ее родной брат, царевич Петр, остался неучем.

Огромное нервное и умственное перенапряжение, постоянный страх быть разоблаченным привели к припадкам и конвульсиям у Яана, которые и остались у него на всю жизнь как расплата за необычную судьбу. Первые годы он панически боялся посещать жену, мать и других родственников погибшего царя, не зная, как себя вести с ними, о чем разговаривать, боялся их подозрений — отсюда нервные судороги лица, стремление поскорее их покинуть. Поэтому вполне объяснимо, почему он не присутствовал на похоронах царевича Александра и царицы Натальи Кирилловны (своего мнимого сына и мнимой матери), отказывался участвовать в церемониях по приему послов: ему было мучительно страшно оказаться среди чужих людей, в незнакомой обстановке, присутствовать на церковных службах и церемониях, которых он совершенно не знал и не понимал, ощущать на себе подозрительные взгляды.

Первые годы пребывания в роли царя его постоянно тянуло к иностранцам, особенно к голландцам, — с ними ему было привычней и спокойней. Во время заграничного путешествия Петра очевидцы отметили, что он наиболее охотно общался с голландскими шкиперами, запросто ходил с ними в винные погребки и щедро их поил.

Весьма показательна в этом отношении его привязанность к голландскому матросу Якову Янсену. Он был нанят на русскую службу в Архангельске и отличался природным умом и искусством в метании бомб. Петр так полюбил этого матроса, принявшего русскую веру, что во время осады Азова, как писал Устрялов, «проводил с ним дни и ночи и не скрывал от него своих намерений». Возможно, в будущем Янсен мог бы стать наиболее близким к Петру человеком и подняться так же высоко, как и безродный Александр Меншиков. Но неожиданно он сбегает к туркам. Что толкнуло его на это? Историки довольно упрощенно объясняют причину его предательства корыстью — он якобы ожидал от турок получить больше, чем от царя Петра. Но более нелепый довод вряд ли можно придумать: любимец царя ожидает от турок каких-то немыслимых благ, значительно превышающих те, которые он мог получить от Петра! Вряд ли Янсен серьезно надеялся на подобное, и это заставляет искать причину его бегства не в корыстных стремлениях, в чем-то другом. Возможно, Петр в минуту слабости признался ему в том, что он не настоящий царь. Или же Янсен, как умный и наблюдательный человек, сам пришел к такому открытию и понял, что с этой тайной ему не жить: его ждут постоянные подозрения Петра и его окружения, застенок Преображенского приказа и плаха. Эти причины и заставили его бежать к врагам. Когда с турками обсуждались условия капитуляции Азова, одним из главных требований была выдача Янсена. Паша, руководивший защитой крепости, вначале воспротивился этому условию, но когда ему пригрозили общим и беспощадным штурмом, то быстро уступил. Янсен был выдан, доставлен в Москву в оковах и предан мучительной казни. Протокол его допроса не сохранился — и это вполне объяснимо. Возможно, он был один из немногих, кто знал тайну Петра, и его признание, вырванное под пыткой, немедленно уничтожили.

Около Петра остались единицы из тех сотен людей, которые окружали его в детстве и юности. Прежде всего, были заменены денщики, среди которых и появился в 1692 году Александр Меншиков. Это была необходимая в данной ситуации мера. В первой главе упоминалось о том, что в 1691 году от двора было удалено несколько стольников, наиболее близких к царю людей. Вполне вероятно, что были заменены не только эти несколько человек, но и весь штат слуг Петра Алексеевича, для избежания возможного разоблачения его двойника.

Борис Куракин по этому поводу писал: «Многие из ребят молодых, народу простого, пришли в милость к его величеству, а особливо Буженинов, сын одного служки Новодевичья монастыря, также и Лукин, сын одного подьячего, и многие другие, которые кругом его величества были денно и нощно. И от того времени простого народу во все комнатные службы вошли, а знатные персоны отдалены».

Возможно, что в это же время был расформирован и Петровский полк, состоявший из юношей знатных фамилий, которые очень долго общались с Петром, хорошо его знали и тем были опасны.

Не исключено, что царицу Наталью Кирилловну отравили, чтобы пресечь ее все усиливающиеся подозрения. Старого воспитателя Петра Алексеевича, Никиту Моисеевича Зотова, заставили участвовать во «всепьянейшем и всешутейшем соборе» и превратили в горького пьяницу и объект для грубых и непристойных шуток. Едва ли бы кто всерьез воспринял его пьяные разоблачения.

Но все же страх быть разоблаченным никогда не покидал Петра. Видимо, в силу этого он не любил находиться в Москве (в отличие от подлинного Петра Алексеевича) и беспрестанно пускался во всевозможные поездки и путешествия, и это с годами превратилось в маниакальное стремление колесить по стране и по иным государствам, иногда и без особой необходимости. Несомненно, что этот страх и нелюбовь к Москве подтолкнули Петра основать новую столицу в болотах далекого севера, вдали от тех мест, где жил подлинный царь, где его еще помнили и где говорили почти открыто о его подмене.

Петр не любил царевича Алексея, намеренно не заботился о его воспитании, чтобы не иметь рядом с собой умного и образованного соперника (точно так же он относился и к сыну Алексея, Петру). Но все же, когда царевич вырос, многие русские люди стали относиться к нему с любовью и возлагали на него определенные надежды, поскольку это был мягкий, неглупый юноша, приверженный традиционной культуре и традиционному укладу жизни народа. И тогда Петр стал просто преследовать его, всячески подчеркивая его непригодность к делам и тем более к управлению государством и постоянно унижая и даже нанося ему побои в присутствии своих сподвижников (Петр сам признавался в этом). Многие историки восприняли слишком серьезно мелочные придирки Петра к сыну и в своих трудах вынесли вердикт о полной никчемности царевича. Но это не соответствует истине. У него, как и у любого человека, были свои пристрастия, свои сильные и слабые стороны. Его мягкость не способствовала тому, чтобы он был хорошим военным или твердым администратором, но он обладал ясным умом, живостью воображения и умел логически мыслить. Мне, как исследователю, доставило большое удовольствие читать письма Алексея: он умел необычайно кратко, грамотно и последовательно излагать свои мысли. Знал он немецкий и французский языки и даже писал на них. Возможно, что Алексей мог бы проявить свои способности в качестве дипломата и, без сомнения, прекрасно бы справился с подобными обязанностями, но Петр упрямо требовал от него другого. Он посылал Алексея следить за постройкой судов, за набором рекрутов или заниматься заготовкой провианта, т. е. давал ему поручения рутинные и малопривлекательные, в которых тот едва ли имел какие-либо навыки. Эти поручения не всегда исполнялись царевичем блестяще, но главное — они исполнялись, и, пожалуй, не хуже чем прочими администраторами Петра. Но Петру не нужны были явные успехи своего наследника, и он выискивал мелочные упущения и на основании их признавал всю работу негодной. Это было сознательное стремление выставить Алексея как человека вялого, апатичного, лишенного деловых способностей. В то же время Петр сознательно отстранял царевича от участия в боевых действиях и не допускал его к войскам, где тот мог быстро найти себе сторонников.