Михаил Горбачев - Жизнь и реформы

Самое удивительное, сейчас Лукьянов утверждает, что никакого путча не было и в помине, не только не отмежевывается от действий гэкачепистов, но вместе с ними присутствует на собраниях, митингах, идет в рядах демонстрантов; заседая в Госдуме, продолжает свою игру.

Вот что он говорил 22 августа 1991 года на заседании Президиума Верховного Совета СССР, где председательствовал Нишанов и присутствовали председатели комитетов, большая группа депутатов: «Мы отставали от событий. Надо было и в личном плане гораздо резче реагировать на все, возможно, обратиться непосредственно к народу уже не 21-го, а 20-го, скажем. Тем более такое постановление было подготовлено. Тут вина прежде всего, может быть, и моя, но, видит Бог, была такая загрузка, которая позволила за все три дня, если и спать три часа, то хорошо. Правда, сегодня стали раздаваться уже такие критические заявления, в которых Президиум Верховного Совета СССР обвиняется в пособничестве путчистам (подчеркнуто мною. — Автор), а я, его председатель, — в идейном вдохновении переворота. Скажу сразу и твердо, что это не соответствует действительности ни в малейшей мере».

И еще. «Сама эта авантюра является заговором обреченных и совершенно незаконным актом… Я неизменно доказывал незаконность путчистских действий». Это говорил Лукьянов в беседе с Руцким, Хасбулатовым, Силаевым, что впоследствии зафиксировано в Указе Президента России от 20 августа: «Проведенные 20 августа 1991 года переговоры руководителей РСФСР с Председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым, по существу так называемого Государственного комитета по чрезвычайному положению СССР, подтверждают антиконституционность образования и действий этого комитета».

Итак, тогда Лукьянов признавал, что был путч, и лишь категорически отрицал, что сам ему способствовал. А сегодня, если ему верить, это было патриотическое выступление, чуть ли не вторая Октябрьская революция.

Здесь уместна еще одна ссылка на письмо Щербакова в Верховный Совет СССР:

«События 21.08.

В присутствии т. Величко В.М. (в 13–13.20) я связался с т. Лукьяновым и попросил подтвердить лично достоверность информации, переданной по радио России, и содержащиеся в выступлении Ельцина по радио сведения о том, что Лукьянов признал неконституционными действия вице-президента СССР Янаева и неправомерными — решения ГКЧП.

Тов. Лукьянов сказал, что заявлений подобного рода он не делал. Я спросил, какова может быть его реакция, если президиум КМ СССР примет подготовленное мной (и предварительно обсужденное с т. Величко) заявление — изложил ему основные положения этого заявления. Тов. Лукьянов в принципиальном плане поддержал это, но отметил, что по закону мы не имеем права не подчиняться решениям вице-президента СССР Янаева, особенно в сложившейся обстановке, и предложил в каком-нибудь месте заявить эту позицию в том духе, что КМ СССР подчиняется ВС СССР и вице-президенту (а не и. о. Президента СССР) Янаеву. После чего он проинформировал, что в ближайшие часы вместе с Язовым и Крючковым вылетает в Крым для разговора с Президентом СССР М.С. Горбачевым».

Все, чем я располагаю, мои знания о депутатах Верховного Совета СССР позволяют мне утверждать — соберись высший законодательный орган в самом начале авантюры, он, несомненно, занял бы позицию в защиту конституционного строя, решительного осуждения гэка-чепистов. Да, четкой законодательной разработки механизма созыва парламента в экстремальных условиях не было. И Лукьянов воспользовался этим: действовал по букве закона о чрезвычайном положении, назначив созыв «не позже, чем через неделю».

Гораздо важнее извлечь уроки из случившегося. Августовские события 91-го обнаружили ахиллесову пяту созданной нами демократической системы — слабость представительных органов. Ведь что получилось? Лукьянов, играя свою игру, затянул созыв Верховного Совета. С.С. Алексеев испугался — и Комитет конституционного надзора начал бормотать что-то себе под нос, когда это было уже вполне безопасно.

Иначе говоря, во всех основных институтах демократии решающую роль у нас по-прежнему играют руководители, все зависит от их личных качеств. А ведь Маркс был прав, сказав, что не личности должны быть гарантами против законов, а законы против произвола личностей.

Полтора года спустя — сходная ситуация с другим результатом. 20 марта 1993 года Президент России выступает с заявлением, содержание которого нельзя оценить иначе как покушение на государственный переворот. Оставим в стороне мотивы и обоснования. Факт состоит в том, что было публично объявлено о намерении лишить Съезд народных депутатов его полномочий, сосредоточить в руках президентской команды функции всех ветвей власти.

На сей раз институты демократии не бездействовали. Срочно был созван Верховный Совет, а затем и съезд. С осуждением так и неопубликованного президентского указа выступил Конституционный суд. Протест прозвучал со стороны многих партий и, увы, немногих средств массовой информации. Президент вынужден был пойти на попятную.

Но я спрашивал себя тогда: можно ли принять это как свидетельство зрелости наших демократических институтов или лишь как счастливую случайность? Что на сей раз выручило от самовластия — законы или личности? И не спешил с ответом. Октябрьские события 93-го показали, что необходимые уроки из событий августа 91-го и марта 93-го не были усвоены, а это в конечном счете привело к расстрелу парламента и кровавым событиям 3–4 октября 1993 года.

Граждане России 12 декабря 1993 года на выборах в Госдуму нашли очень чувствительный способ дать понять российским властям, что они не приемлют ни их политического курса, ни методов его осуществления. Пойдет ли этот урок на пользу? Опять с ответом я не спешу.

Возобновление процесса реформ

При всем значении первых шагов по ликвидации последствий путча больше всего меня занимало в те дни возобновление процесса реформ. Честно говоря, не было полной уверенности, что эта задача в принципе разрешима в тех условиях. То и дело накатывали сомнения. Переворот до основания потряс страну. В сентябре — октябре, по сути, все республики заявили о своей независимости. Сепаратисты чувствовали себя на коне, настал их час. А тут еще Президент России вошел в раж: уже возобновил свою деятельность Президент СССР, а Ельцин продолжал еще два-три дня выпускать указы общесоюзного значения. Это еще больше побуждало республики быстрее отгородиться от союзного центра.

И все-таки нельзя было сдаваться. За мной были результаты референдума 17 марта. За сохранение целостности страны говорила вся ее многовековая история. Такой выбор властно диктовали насущные экономические потребности, безопасность государства и граждан.