Николай Губернаторов - Гордон Лонсдейл: Моя профессия - разведчик

Он безукоризненно ведал своими банковскими счетами в Канаде. В Ванкувере он считался уважаемым и состоятельным клиентом — человеком, который, по-видимому, всегда действовал умно в своих финансовых операциях. Позднее он открыл счета в Англии, и его положение неуклонно укреплялось — дело дошло до того, что ему однажды было разрешено взять кредит в 2500 фунтов стерлингов…

Его энергия была невероятной. Он по-прежнему был занят изучением китайского языка, когда начал торговать автоматами, хотя мог заниматься языком лишь по вечерам и во время уик-эндов. Он поддерживал и развивал связи с другими торговцами автоматов и находил время встречаться после занятий со студентами и студентками. И всё это время он выполнял задания…

Портленд стоил того, чтобы нанести сюда ещё один визит. За несколько дней до этого Центр обратил моё внимание на некоего джентльмена, работавшего в почтенном учреждении, занимавшемся испытанием подводного оружия и различным гидроакустическим оборудованием для обнаружения подводных лодок. Учреждение это располагалось на территории военно-морской базы в Портленде.

Мне сообщили, что вышеозначенный джентльмен — он носил фамилию Хаутон — по всей вероятности, обладает хорошими связями не только здесь, но и на других объектах. О Хаутоне было известно и то, что в начале пятидесятых годов он, работая в аппарате военно-морского атташе английского посольства в Варшаве, весьма усердно занимался в столице Польской Народной Республики махинациями на чёрном рынке, а также несколько злоупотреблял польской «выборовой» и «житней», за что и был отправлен в Англию до окончания срока служебной командировки. Я знал, что он привык жить на широкую ногу, а неожиданный поворот фортуны поставил его в весьма затруднительное положение.

Сведения были ценными, но их оказалось явно недостаточно для серьёзной работы с Хаутоном. Предстояло пополнить скудное досье новыми данными. Я должен был узнать такие подробности славной биографии Хаутона, о которых сам он, видимо, давно уже забыл.

Вскоре я мог шаг за шагом проследить жизненный путь славного представителя британского военно-морского флота. На флот Хаутон поступил в 1919 году юнгой. Было ему тогда около пятнадцати лет. Долго плавал на канонерской лодке в Китае. Ревностное отношение к своим обязанностям способствовало быстрому продвижению по службе. Стал начальником военной полиции на крейсере (в английском флоте на каждом, даже небольшом корабле есть подразделение морской пехоты, которое следит за дисциплиной: в случае необходимости наказывает провинившихся моряков, отправляет их на гауптвахту и так далее). Получив под своё начало такое подразделение полиции, Хаутон стал «почти мичманом». Такое должностное положение дало ему большую власть. Мнение его о собственной персоне резко возросло.

Во время войны он несколько раз участвовал в конвоях торговых судов в Мурманск. Хаутон любил вспоминать об этих временах — действительно это были героические страницы его биографии. Правда, рассказы об опасных рейсах перемежались воспоминаниями о грандиозных попойках, которые закатывали английские моряки после благополучного прибытия в Мурманск.

В Варшаву он отправился вместе с супругой. Но белокурые остроумные польки произвели на «почти мичмана» сильнейшее впечатление. Требовались деньги, а зарплата сотрудника атташата была рассчитана на весьма умеренный образ жизни. Хаутон, как человек деловой, внимательно изучил потребности чёрного рынка Варшавы. Население в те послевоенные годы нуждалось в дефицитных лекарствах, кофе, какао, шоколаде. Используя дипломатические каналы, Хаутон получал товары из Англии и переправлял их на рынок. Спекуляция антибиотиками принесла ему кругленькую сумму и благосклонность прекрасного пола.

Последнее обстоятельство не могло пройти мимо внимания супруги Хаутона. Начались скандалы. К тому времени Хаутон окончательно убедился в высоких качествах польских спиртных напитков и не раз терял контроль над собой. Однажды он крепко повздорил с супругой в присутствии других сотрудников посольства. (По некоторым сведениям, это произошло на дипломатическом приеме). Видно, на этот раз супруга решила не уступать бравому моряку. Во всяком случае, Хаутон выбросил её из здания через веранду. Женщина сломала ногу. Скандал замять было невозможно, да и руководителям посольства уже основательно надоели похождения беспокойного Хаутона. Его попросили в максимально короткий срок покинуть Варшаву.

Вернувшись в Англию, Хаутон весьма энергично осуществил два мероприятия: во-первых, развёлся с женой, во-вторых, промотал вырученные от спекуляции деньги.

Таким был человек, с которым мне предстояло иметь дело. В общем, Хаутон явно не относился к лучшим представителям рода человеческого. Добавлю, что он был довольно неопрятным в одежде и, как я потом убедился, особенно в мыслях. Несмотря на свой возраст, Хаутон крайне любил острить на сексуальные темы. Это вызывало отвращение.

В период, о котором идёт речь, отставной моряк обитал в «караване» — передвижном домике на колесах. Подобные караваны разбросаны по всей Англии — в них живут и семьи с детьми. Когда-то караваны строили для автотуристов, а во время войны использовали в качестве времянок на стройках. Потом они превратились в постоянные жилища — что-то вроде мобильных трущоб. Во всяком случае, переселение в такой караван означает, что человек испытывает серьёзные материальные затруднения. С Хаутоном дело обстояло именно так: небольшая пенсия за службу на флоте и мизерная зарплата мелкого чиновника — таковы были его доходы.

Естественно, я хорошо понимал, что с Хаутоном иметь дело опасно. Малограмотен, неразвит, опустился. Когда речь идёт о его непосредственных интересах, проявляет животную хитрость и изворотливость. Скандал в Варшаве не привил ему умеренности в выпивке. Он по-прежнему злоупотреблял спиртным, выпив, становился развязным и болтливым. Это было совсем плохо.

Приходилось идти на риск.

Центр рекомендовал проявить максимальную осторожность в подходе к Хаутону. «Если увидите, что риск увеличивается, прекращайте всякие связи», — советовали мне.

Я разработал детальный план знакомства с Хаутоном, решив использовать свой американский акцент. Легенда, которой я собирался воспользоваться, выглядела весьма правдоподобно и строилась с учётом следующих обстоятельств. В то время действовало подписанное ещё во время войны англо-американское соглашение об обмене научно-технической информацией. В конце сороковых годов в него было внесено существенное дополнение — в США был принят закон, запрещающий передачу любым странам, а следовательно, и Англии, информации об атомном оружии. Но в остальном соглашение осталось в силе. Если учесть уровень военной промышленности США, масштабы научных работ, нацеленных на войну, легко понять, что англичане были кровно заинтересованы в этом соглашении. В то же время и в английской промышленности были такие отрасли, сведения о которых представляли для американцев определённую ценность. Словом, создавалась атмосфера, которую пресса обычно называет взаимно полезным и плодотворным сотрудничеством.