Анатолий Нутрихин - Жаворонок над полем

На полках и за стеклянными дверцами шкафов, наверное, - тысячи томов. Ломоносов, Сумароков, Княжнин, Карамзин, Пушкин... Тут же сборничек стихотворений Михаила Лермонтова. Прочитанный недавно, он произвел на мальчика неизгладимое впечатление. В сравнении с Лермонтовым померк даже Байрон - кумир тобольских старшеклассников...

А глаз скользит дальше по полкам: Шекспир, Расин, Корнель, Шиллер... Другие знаменитости... Есть в отцовской библиотеке и сочинения по типографскому делу, производству стекла, книги о коммерции, горном деле и медицине. Вот том " Истории", сочиненной архитектором, краеведом и путешественником Семеном Ремезовым. Здесь же "Историческое обозрение" Петра Словцова.

Митя берет эту книгу и листает. Если тоболяк Ремезов - личность легендарная - жил более ста лет назад, то Словцова еще совсем недавно можно было встретить на городских улицах. Многие прохожие почтительно здоровались с рослым седым стариком в поношенной бекеше. Некоторые при этом называли его "почтенным" или "дорогим Петром Андреевичем".

Словцов, говорят, был крупный ученый. Одна мысль о нем волновала воображение Мити. Выдающийся человек вот так запросто прогуливается по Тобольску. С ним можно поздороваться или даже коснуться его рукой. Митя не раз хотел заговорить со стариком, но не знал о чем: и его сковывала робость. Только вернувшись домой, он вел со Словцовым остроумные воображаемые беседы.

Три года назад ученый умер, унеся с собой ведомые только ему тайны. Митя позднее пытался выведать их из книг старика, но ум гимназиста не смог продраться к истине сквозь бесконечные препоны из сложных, длинных фраз. Невозможно было запомнить обилие названий и имен...

И тогда хотелось почитать что-нибудь легкое, развлекательное. Митя раскрывал роман Вальтера Скотта "Айвенго" и, пропустив скучноватое предисловие, погружался в пленительный мир мужественных рыцарей и прекрасных женщин. Захватывало уже начало книги: "В той живописной местности веселой Англии, которая орошается рекой Дон, в давние времена простирались обширные леса, покрывавшие большую часть красивейших холмов и долин... между Шеффилдом и Донкастером".

"У них тоже есть Дон! - дивился мальчик, - и леса вроде аремзянских. Только наши, наверняка, больше и гуще". Герои Скотта чем-то напоминали ему казачьего атамана Ермака и его сподвижников. Они тоже верно служили своему государю и были преданы ему, как Айвенго королю Ричарду. Разумеется, в старой Англии встречались и негодяи. Прежде всего, это храмовник Буагильбер, сильный и коварный... До самого ужина Митя не отрывался от романа. И потом, вечером. читал его в мезонине. Только к полуночи Лиза заставила брата спать, решительно погасив свечи и унеся канделябр.

Ночь выдалась беспокойная. Во сне Мите привиделась какая-то ерунда, довольно жуткая. В его комнату будто бы ворвался одноклассник Амвросин, облаченный в доспехи Буагильбера. Он дико захохотал и кинулся вперед с обнаженным мечом. "А-а-а! На помощь!" - попытался крикнуть Митя, но смог только замычать и проснулся. Порадовавшись спасительному пробуждению, он перевернулся на другой бок и снова уснул, теперь безмятежно и крепко.

Светил месяц. На полу комнаты темнела тень переплета рамы. Было тихо, слышалось лишь ровное дыхание спящего.

8. В жандармском управлении

В августе выпали обильные ночные росы. По утрам в подгорной части города ровной пеленой стлался туман. Днем в садах сбивались в шумные стаи, готовясь к отлету, синицы, зяблики, овсянки и прочая птичья мелочь. Уже тянулись к югу вереницы кроншнепов. Погода стояла переменчивая. Нередко моросил дождь и тоболяки укрывались в домах.

Но в тот день, о котором идет речь, было ведро, и Фешка сидел на завалинке своей избы, тренькая на балалайке, новенькой двухструнке купленной отцом три дня назад после возвращения Фешки из леса от Галкина. Она сразу вызвала зависть соседских мальчишек. Раньше сын кузнеца сам выклянчивал балалайку на часок у какого-нибудь ее счастливого обладателя. Таких богачей в верхнем городе насчитывалось немного. Пацаны так и звали их: "Петька с Аптекарской, у которого балалайка..." или "Яшка-балалаечник с Собачьего".

Фешка пощипывал струны, подбирая незамысловатую мелодию песни "Жил-был дурень", и посматривал: не подходят ли дружки, чтобы поважничать перед ними. Вместо ребят появился папаня, Кожевников-старший, высокий, слегка сутуловатый мужик со следами ожогов на лице. Увидев сына, он протянул ему кулек:

- Угощайся, хлопче, леденцами. Как балалайка? Получается у тебя на ней что-нибудь? Если обедал, можешь прогуляться в нижний город. Там твой приятель, гимназист, вернулся из деревни. Я его на Богоявленской встретил, куда-то с братом шел. Можешь его навестить...

Северьян дал сыну гривенник и сказал, что посылает его не просто болтаться по Тобольску, а с умыслом. Надо покрутиться возле жандармского управления и посмотреть, что там делается:

- Где управление? Что забыл? Белый дом в конце Большой Архангельской. Там жандармы сейчас и обосновались. Скорее всего, ничего особенного не увидишь, но все же - чем черт не шутит? Вдруг мелькнет знакомое лицо. Например, человек из отряда Галкина. Будь осторожен! Зря фараонам глаза не мозоль...

- Не маленький, - успокоил отца Фешка.

Он пошел в избу и наскоро похлебал щей. Потом обул сапоги, которые носил лишь по праздникам, в холодную погоду и в особых случаях. Теперь был как раз такой случай... Завернув в чистую тряпицу ломоть хлеба, Фешка сунул его в карман: вдруг придется задержаться.

Он шагал по Большой Спасской походкой бывалого человека. А его уверенность основывалась на умении всегда защититься от врагов, которых у него было, впрочем, мало, а приятелей и добрых знакомых - тьма. Однако в этот раз Фешка неожиданно подвергся нападению каких - то пришлых сорванцов. Они с криками выскочили из-за Воскресенских ворот старого городского вала. Первым подбежал босяк лет восьми и стремительно сунул руку прямо в Фешкин карман:

- Гроши е?

- А ну, отвали! - Фешка оттолкнул нахала и увидел, что подбегают еще четверо. Самый рослый из них держал в руке небольшой и довольно не страшный нож. Этот парень - по всему было видно, он вожак - и получил по носу, да так метко, что потекла красная юшка. Остальная шушера растерялась и попятилась. А Фешка отбежал шагов на двадцать и показал противникам загорелый кулачок... Когда горе - грабители остались позади, он надумал завернуть на базар и купить кедровых орешков.

На Торговой площади, возле Захарьевской церкви, был обычный базарный день. В Гостином ряду бродили хозяйки с сумками. Кухарки наметанным глазом определяли, что из провизии получше и подешевле. Продавцы взвешивали покупателям картошку, капусту, репу, огурцы... Фешка подался в сторону Иртыша. Там, возле дровяного рынка, торговали живностью. По воскресеньям бойко шла продажа лошадей, коров, овец, коз. Били по рукам, заключая сделки, купцы и крестьяне, гуртовщики и посадские.