Анатолий Нутрихин - Жаворонок над полем

- Свистунов - человек хороший, - продолжал между тем Капустин. - Я про других. И не ори на меня, а то можешь схлопотать.

- Не от тебя ли? - принял вызов Митя.

- Хотя бы! Ты, Джунгар - смелый, потому что на брата Пашку надеешься, на Медведя и уличных дружков. Но и у меня заступники найдутся. Паутова знаешь? А Егорку Саханского из нашего класса? И Захар Амвросин за меня. Вон, он, кстати, идет. Харя, вали сюда!

Слонявшийся по коридору Амвросин приблизился и, бросив недружелюбный взгляд на Менделеева, полюбопытствовал:

- О чем лай?

Ему разъяснили суть спора. Тогда Амвросин сказал:

- Ни Гасилов, ни студенты не поджигали.

- Кто же?

- Лесные бандиты. Вот кто, - многозначительно произнес Захар.

- Какая им выгода? - поинтересовался Капустин.

- Простая. Устраивают в городе пожары. Часть караульных солдат мчится тушить огонь. Разбойники одолевают оставшихся в остроге охранников и освобождают своего сообщника. Но стража при тюрьме не была уменьшена - и воровская задумка сорвалась...

- Складно врешь, - заметил Деденко, - ладно, хоть ссыльных не винишь.

- А чего ему сочинять? Он правду знает. У него отец - в жандармах, сказал Капустин. - Видать, дома разговор был.

- Нет, дома папаша ни о чем таком не распространяется, - возразил Амвросин. - Просто другие офицеры и их жены приходят к нам, толкуют обо всем. Только вы никому не передавайте то, что от меня слышали...

Все пообещали молчать и по звонку заспешили в класс. В четвертом начался урок словесности.

Преподаватель Плотников был, как всегда, щеголеват и артистичен. Мундир он шил на заказ у лучшего тобольского портного, хотя это влетало ему в копеечку. Шею Александр Васильевич повязывал французским шелковым платком. Облик словесника вызывал неудовольствие у директора гимназии. Недоволен был Качурин и тем, как Александр Васильевич вел уроки.

Белокурый, голубоглазый, Плотников излагал материал горячо, увлеченно. Он часто отклонялся от темы занятия и пускался в пространные рассуждения о Байроне, Ламартине, Карамзине, Батюшкове, Пушкине...

- Один из достойных поэтов жил и у нас в Тобольске, - начал учитель. Догадайтесь, кого имею в виду? Нет, не нашего любезного инспектора. Он, слава богу, - здравствующий. Речь идет о покойном Иване Ивановиче Веттере. Я сейчас прочту одно из его стихотворений:

Певец младой, судьбой гонимый,

При бреге быстрых волн сидел

И грустью скорбною томимый

Разлуку с родиной он пел:

"Шуми, Иртыш, струитесь воды,

Несите грусть мою с собой,

А я, лишенный здесь свободы,

Дышу для родины драгой..."

Плотников был умелым декламатором, и стихотворение, показавшееся гимназистам несколько архаичным, все же им понравилось. Когда учитель замолчал, в классе воцарилась тишина.

- Полагаю, что в Тобольск его сослали, - продолжил Плотников. - Веттер служил на здешнем почтамте, жил скромно, смиренно, но в душе его по-прежнему кипели страсти. Свои чувства поэт доверял бумаге. Судя по его сохранившимся стихам, он горячо любил отечество, природу, был верен друзьям. Способный совершить многое, Иван Иванович разделил судьбу талантливых натур, увянувших в провинции. Лишь сильные личности способны противостоять жестоким ударам судьбы. Я знаю людей, которые спасли себя, занявшись медициной, краеведением или сельским хозяйством. Некоторым гонимым удается вырваться обратно в столицы, повидать Европу... Дерзайте и вы, юноши! Помните золотые слова Ломоносова о том, что собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов может рождать российская земля!

Учитель разговорился, вспомнил о своей поездке в ломоносовские Холмогоры, но урок уже кончился...

Обычность перемены была нарушена маленьким происшествием: в коридор второго этажа через форточку влетела ворона. Было много шума и криков, прежде чем удалось ее поймать. Птицу накрыл курткой Путьковский. Затем торжествующая кучка гимназистов вынесла ворону во двор. Там она была отпущена на волю под общие ликующие крики. Ребята еле расслышали звонок, звавший их на урок истории, который начался с опозданием.

Историю вел полный, незлобивый учитель по фамилии Доброхотов. Гимназисты уважали его за спокойный характер, за то, что он сам уважал их. И, конечно, за эрудицию. Казалось, Михаилу Васильевичу было известно все о прошлом человечества. Преподавал он так, словно работал не в гимназии, а в университете: читал лекции, приучал вести конспекты, а на экзамене разрешал заглядывать в учебник.

Новации Доброхотова были петербургского происхождения. На берегах Невы, в "Северной Пальмире" он не только получил образование, но и подружился с редактором "Современника" Плетневым, другими видными литераторами и историками.

Доброхотов заворожил ребят рассказами о знаменитых греках и римлянах.

- Не впустую ли мы тратим время, зубря биографии героев и мудрецов, чей прах давно истлел? - глубокомысленно и не без патетики вопрошал учитель. Сколь не отдалено наше общество от античного, все же есть вечные нравственные законы. Мыслители, полководцы Греции и Рима в начале жизненного пути были обыкновенными мальчишками и только благодаря собственной воле и стечению обстоятельств выдвинулись на авансцену истории. И кто знает, возможно, среди вас есть те, кем будут гордиться Тобольск и вся Россия?

- У нас прославится Амвросин, - с серьезным видом заявил с задней парты Путьковский.

- Почему вы так думаете, Саша? - спросил Доброхотов.

- Захар у нас очень талантлив, правда, со знаком "минус", - ответил Путьковский. - Из него получатся обманщик Автолик, заговорщик Катилина или, на худой конец, Герострат...

- Я тебе пообзываюсь! - проворчал Амвросин, показывая кулак.

- Успокойтесь, Захар, - заметил учитель. - Путьковский пошутил. Надеюсь, что Амвросин не подожжет храм. Что касается сравнения с Автоликом, то оно не слишком обидное. Сын Гермеса и Хионы был не только плутом, но и прекрасным атлетом. Он учил бороться самого Геракла... С Луцием Сергием Катилиной тоже все не просто. Да, он убил патриция Гратадиана лишь за то, что тот не хотел одолжить ему денег. Поступок злодейский! Но Катилина вершил и добрые дела. Мы еще поговорим об этом знатном римлянине, а пока достаньте тетради и записывайте... Речь пойдет о Ликурге, Салоне и Фемистокле...

Ребячьи головы склонились над партами. Голос учителя перенес мальчиков в древние Афины...

Прозвенел звонок. Гимназисты не отпускали Михаила Васильевича. Минут пять он отвечал на вопросы, потом взмолился:

- Меня ждут в другом классе. Я уже получил от директора взбучку за то, что не отпускаю вас после урока...

- Это мы задерживаем! - раздалось в ответ. - Господин Качурин придирается...

- Не будем нарушать установленный порядок, - сказал историк и откланялся.