Михаил Яковлевич Геллер - К началу. История Российской Империи

Николай Костомаров несколько преувеличивает «свободы», состояние государства не позволяло без стеснения разъезжать по своим надобностям. Бесспорно, как свидетельствуют даже противники «Дмитрия», он планировал введение свободной торговли, свободного въезда в страну и выезда. Мечтал он также о поощрении образования. В письмах он составлял планы: «Как только с Божьей помощью стану царем, сейчас заведу школы, чтобы у меня во всем государстве выучились читать и писать; заложу университет в Москве, стану посылать русских в чужие края, а к себе буду приглашать умных и знающих иностранцев» 206 206 Там же. С. 68. .

Удивительная история самозванца, ставшего царем, ставит вопрос, на который можно дать только предположительный ответ: верил Григорий Отрепьев в то, что он - чудом спасшийся сын Ивана Грозного, или только притворялся, что верит? Играл ли он роль, сознавая, что играет, либо маска так приросла к лицу, что он сам поверил в свое царское происхождение? Поведение Лжедмитрия может служить косвенным доказательством его безграничной веры в себя, в свое право сидеть на московском троне, в свою судьбу. Крупнейший знаток Смуты С.Ф. Платонов оспаривает «тенденцию некоторых историков представлять самозванца человеком выдающегося ума и ловкости» 207 207 Платонов С.Ф. Смутное время. С. 112. . Главный упрек историка - обилие иностранцев вокруг царя, что раздражало москвичей. Напротив, Василий Ключевский говорит о Лжедмитрии: «Богато одаренный, с бойким умом, легко разрешавший в Боярской думе самые трудные вопросы…» 208 208 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 3. С. 33. . Царь Дмитрий вел себя так, как если бы ни малейшее сомнение никогда не коснулось его. Он нарушал традиции московских государей, вел себя так, как ему хотелось, как было естественно для него. В пьесе А.Н. Островского Василий Шуйский говорит о поведении, недостойном царя: «Москва привыкла видеть, Как царь ее великий, православный, На высоте своей, недостижимой, Одной святыне молится с народом, Уставы церкви строгие блюдет, По праздникам духовно веселится, А в дни поста, в смиренном одеяньи, С народом вместе каяться идет».

Царя упрекали в том, что он не спит после обеда, не ходит в баню, ест телятину, которую русские не ели. С удивлением смотрели, как он, спускаясь с «недостижимой высоты», являлся на пушечный двор, где делали новые пушки, мортиры, сам работал вместе с другими. Не перестававший думать о военных походах, царь очень интересовался войском, устраивал потешные военные игры, маневры, в которых участвовал лично.

Планы и деятельность «Дмитрия», его поведение, нарушавшее чопорные нравы московского двора, не могут не напомнить другого русского царя - Петра I, правившего столетие спустя. Петр I добился международного признания своего императорского титула и стал первым официальным русским императором, но Лжедмитрий за сто лет до него потребовал для русского царя это звание. Самозванец на троне и законный русский царь проявляли одинаковый страстный интерес к Западу, побывали там, окружали себя чужеземцами, хотели просвещать народ, поощряли торговлю, заботились об армии, вели себя не так, как полагалось русским царям.

Несомненно, то, что у Лжедмитрия было лишь эскизом, неясным проявлением туманных идей и неосознанных чувств, было у Петра великой политикой. Но принимая во внимание, что Лжедмитрий оставался на троне менее года, а Петр правил четыре десятилетия, можно сказать, что история провела в образе Лжедмитрия репетицию, прежде чем вывела на сцену Петра Великого. Григорий Отрепьев был самозванцем, завоевавшим трон, Петр I был законным третьим царем из династии Романовых, но в народе Петра считали самозванцем, настолько его поведение и деятельность выпадали из нормы «великого православного царя».

Деятельность царя Дмитрия вызывала недовольство среди высшего боярства, в некоторых церковных кругах. Народ, т.е. жители Москвы, которых многое в поведении и окружении царя раздражало, сохранял веру в него. Но объективная реальность царской политики имела значительно меньшее значение, чем страсть к власти, обуревавшая вечного претендента Василия Шуйского. Он упорно и неутомимо плел сеть заговора. В начале 1606 г. заговорщики В. Шуйский, В. Голицын передали Сигизмунду III, что в Москве хотят призвать на трон сына польского короля Владислава. Проект действительно существовал, но обращение к Сигизмунду имело целью выяснить отношение короля к планам свержения Лжедмитрия, которого заговорщики считали польским ставленником. Документов, свидетельствующих о помощи Сигизмунда III заговорщикам, не найдено. Известно, однако, что король был недоволен поведением Лжедмитрия, отказавшегося удовлетворить требования короля. Кроме того, Варшава была полна слухов о подготовке московским царем похода на Польшу для захвата трона. До короля дошли сведения о том, что «Дмитрий» поддерживает связи с Николаем Збжидовским и другими противниками Сигизмунда III.

Представление о существовании серьезной «московской угрозы» выражено современным польским историком зловещей фразой: «Хмурой весной 1606 г. судьба улыбнулась нам криво и жестоко» 209 209 Jasienica P. Указ. соч. Р. 280. . Иначе говоря, убийство «Дмитрия» спасло Польшу от московского нашествия.

Финал начался въездом в Москву свадебного кортежа. 24 апреля невеста, окруженная многочисленной свитой, явилась к жениху, долго ждавшему ее. Не соглашающиеся ни в чем, историки спорят также о женских достоинствах Марины. Галантный Проспер Мериме пишет, что дочь Юрия Мнишека «выделялась своей грацией и красотой среди женщин своей страны» 210 210 Мептее Р. Указ. соч. Р. 56. . Для доказательства своего тезиса знаменитый французский писатель цитирует величайшего русского поэта Александра Пушкина, написавшего однажды: «Нет на свете царицы краше польской девицы» 211 211 Пушкин А.С. Сочинения. М., 1954. Т. 1. С. 322. . Современный русский историк, отметая поэтическое красноречие, жестоко констатирует: «Марина Мнишек не обладала ни красотой, ни женским обаянием. Живописцы, щедро оплаченные самборскими владельцами, немало постарались над тем, чтобы приукрасить ее внешность. Но и на парадном портрете лицо будущей царицы выглядело не слишком привлекательным… тщедушное тело и маленький рост очень мало отвечали тогдашним представлениям о красоте» 212 212 Скрынников Р.Г. Самозванцы в России… С. 181-182. . Историку следовало бы добавить: русским представлениям о красоте, ибо польские и иностранные современники видели московскую - на очень короткий срок - царицу иначе.

Москву поразил не внешний облик царской невесты, но ее многочисленный, броско вооруженный кортеж. Большинство историков пишет о неприятном впечатлении настоящей чужеземной оккупации, которую производила орда иностранцев, к тому же ведущих себя как солдаты в завоеванном городе.