Владимир Егоров - Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

А между тем Микула-то наш (внимание, еще одна «завязочка»!) — былинный сват Мала, ведь младшая дочка Ми-кулы Селяниновича Настасья в наших былинах числится замужем не за кем-нибудь, а за Добрыней Никитичем, то бишь Малевичем по Прозоровскому или Фредичем по Горюнкову. Вот такая готская семейственность, вот так отовсюду торчат-вытарчивают готские ниточки. Жаль, что историческое полотно из них все-таки не ткется — не хотят они ложиться в ровную ткань, норовят закрутиться, запутаться в клубок загадок.

Одна из таких ниточек, голубая да излучистая, пролегла по карте Северного Причерноморья. Истоки Южного Буга, находящиеся на стыке древлянской и волынской земель, то есть в центре гипотетического восточного государства-наследника Великой Моравии, могут быть готскими не только в прямом смысле, если там в X веке еще сохранялись династия готских Амалов и готское языковое пространство, но и переносном, так как само слово буг лучше всего объясняется из готского языка, в котором имеет вполне адекватный нарицательный смысл: «кривизна, изгиб, колено; излучина (реки)». Вообще Побужье — географический центр Черняховской культуры и готских государств III–IV веков в Северном Причерноморье, здесь же проходит южная граница ареала археологических следов другой археологической культуры, вельбаркской, маркирующих миграцию восточных германцев в начале нашей эры из Балтийского Поморья в Северное Причерноморье вдоль Вислы и обоих Бугов, Западного и Южного.

Наконец, уже обсуждавшийся нами выше компонент «гард-» в топонимах «Хольмгард» и «Кянугард» может иметь как скандинавское, так и готское происхождение, так как в готском языке тоже есть слово гард с весьма подходящими значениями «дом, домашнее хозяйство, двор, семья». Причем «дом» и «семья» могут пониматься, в том числе, как династия правителей («Древлянский княжеский дом» у А. Членова), что вполне согласуется с высказанной мною выше гипотезой об именовании гард будущей Руси в скандинавских сагах по династическим именам или локальным титулам их потомственных правителей.

Может быть, пара имен, пусть даже княжеских, да название пары рек и столицы никем не признанного и ни на каких картах не отмеченного государства, плюс обобщающая дефиниция протогосударств будущей Руси — еще недостаточное основание для категорических выводов? Может быть. Но задуматься есть над чем.

Идя в своем расследовании «по следам Добрыни», А. Членов рисует картины апокалиптического противостояния на норманско-антинорманском фронте: борьбы не на жизнь, а на смерть древлянского, в его понимании — местного славянского, и варяжского, то есть пришлого скандинавского, княжеских домов. Однако, как мы только что выяснили, местная сторона этого противостояния оказывается не такой уж стопроцентно славянской: и правящая династия Древлянского княжества, и название его столицы Искоро-стеня достаточно отчетливо демонстрируют готские корни. Но еще удивительнее то, что в этом судьбоносном противостоянии «готский след» тянется и на другую сторону баррикад — в «варяжский» княжеский дом.

Этот след прорисовывается в самом первом известном нам официальном документе, связанном с ранней русью, — договоре Олега с Византией 911 года, который представлен в ПВЛ под 912 годом вместе с комментариями по процедуре его подписания, отнесенными ее составителями к 907 году. В комментариях названы имена послов, ведших непосредственные переговоры с греками, а в преамбуле самого договора, включенного в статью 912 года ПВЛ, перечислены имена подписавших договор со стороны руси. Имена подписантов уже приводились выше, но теперь обратим внимание на то, что они разделены на две группы явными этническими детерминативами: «карлы», то есть скандинавские «мужи», коих четверо (Инегельд, Фарлоф, Вельмуд, Рулав), и «гуды», то есть готы, коих девять (Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид). Две эти группы не только неравночисленны, но и неравноправны: «мужи», то есть скандинавы, в перечне имен стоят первыми, эти же «мужи» (Фарлоф, Вельмуд и Рулав) участвуют в константинопольской делегации 907 года в качестве послов, в то время как готы к переговорам вообще не были допущены за исключение одного-единственного гота Стемида, причем вероятно не отличавшегося родовитостью, так как его имя даже в перечне подписантов-готов стоит последним. Но дело в том, что этот Стемид, как справедливо заметил еще А. Сахаров, выполнял в русском посольстве роль секретаря. Включение в посольство в качестве секретаря именно гота, да к тому же не отличавшегося знатностью, могло иметь только одну причину: знание греческого языка, что естественно для готов, несколько веков живших в Крыму бок о бок с греками, а также, в не меньшей степени, просто грамотность, а именно необходимое для выполнения секретарских функций владение «Ивановым написанием», которым был записан русский экземпляр договора [58] Более подробно обо всем этом в приложении «Как возникла начальная русь?». . По счастью, каким-то образом копия («список») этого экземпляра в переводе на древнецерковнославянский язык сумел попасть в ПВЛ.

Этнический дуализм начальной руси объясняет ту ее конфессиональную двойственность, которую мы отмечали при первом рассмотрении договора 911 года. Скандинавы, привилегированная и лидирующая компонента начальной руси, ведшие переговоры в Константинополе, в начале X века все еще оставались язычниками и при личных договоренностях с византийцами клялись по своей вере и своим обычаям. Но крымско-готская компонента, к переговорам не допущенная, была давно крещеной и ортодоксально православной, так как несколько веков находилась под культурным влиянием греков соседнего Херсона и имела свою подчиненную Константинопольской патриархии Дорос-скую епископию, которая со временем даже приобрела статус митрополии. Поэтому при составлении текста договоpa 911 года секретарь посольства гот Стемид, выражая волю своих скандинавских начальников и по возможности точно переводя их речь, противопоставил русь христианам и зафиксировал клятвы послов руси «по их вере и обычаям», но, тем не менее, в формулировках текста договора все же использовал близкие ему лично как православному христианину христианскую православную терминологию.

Чисто готские имена мы все еще видим в аналогичном договоре Игоря, отнесенном ПВЛ к 945 году. Там среди имен послов и купцов руси встречаются три посла с именем «Прастен» (Прастен Тудоров, Прастен Акун, Прастен Бернов) и два купца с похожими именами Фрастен и Фуростен. С учетом закономерного перехода при заимствовании древнерусским языком иноязычного Ф в П основа исходного имени реконструируется как Фрастен . Это популярное среди руси X века имя хорошо этимологизируется из готского языка, в котором фраст означает «ребенок, отпрыск». Существенно, что корень фраст чисто готский, его нет ни в скандинавских, ни в других германских языках.