Мамед Ордубади - Тавриз туманный

- Я верю, что мы, снова встретимся и вспомним дни, проведенные под густыми туманами Тавриза.

Нина с рыданиями убежала в свою комнату. Я поцеловал на прощание Меджида и пошел в военно-революционный совет.

ПОСЛЕДНЕЕ ЗАСЕДАНИЕ

По дороге в революционный совет я зашел домой. Меня ждала телеграмма от одного из членов джульфинского революционного комитета Насруллы Шейхова.

"Сегодня отправили пять тысяч мешков. Мешки переправлены за границу. Заберешь товар в Тавризе и привезешь с собой".

Это означало, что пять тысяч русских солдат перешли границу и направляются в Тавриз.

Я взял телеграмму и пошел к Саттар-хану, но его не было, он уехал, оставив мне маленькую записку о том, что он в Энджумене и ждет меня там.

Когда я вошел в Энджумен, шум кальянов уже начинал стихать. Собрание было многолюдное, многие члены, боявшиеся до сих пор показываться в Энджумене, теперь выползли из своих домов и пришли на заседание, так как опасность уже миновала. Гаджи-Мехти-ага все также говорил о революции и также клялся до смерти служить ей.

Обсуждался вопрос об отзыве правительственных войск из-под Тавриза и о дальнейших шагах в связи с этим. Некоторые революционеры предлагали перебросить часть тавризских сил на помощь отрядам, идущим на Тегеран с северного Ирана.

Лично я был против этого, так как в Тавризе конницы не было, а пехота состояла исключительно из добровольцев. Для того, чтобы подготовить их к походу, нужно было хотя бы месяц времени и очень много денег. О транспорте говорить не приходилось.

Выслушав мои соображения, Саттар-хан поддержал меня.

- Мы должны отказаться от этой мысли, так как наша помощь будет только обузой коннице, - сказал он. - Кроме того, пока наша пехота дойдет до Казвина, вопрос о Тегеране так или иначе уже будет решен.

Представители купцов и помещики вносили свои предложения. С напыщенной речью от их имени выступил Гаджи-Мехти.

- Слава всевышнему, мы, благодаря усердию и мудрости его светлости сардара, избавили Тавриз от беды. Правительственные войска сняли осаду и ушли. Восстановилась нормальная, свободная жизнь.

Тут он задумался, как бы припоминая что-то, и продолжал:

- Что же теперь нам остается делать? Прежде всего надо сказать муджахидам: вы помогли революции, раздавили деспотизм, спасибо вам за это. А теперь сдайте ваше оружие в арсенал правительства и ступайте по домам. Это раз! Во-вторых, принеся глубокую благодарность некоторым господам, я должен сказать: тавризские революционеры очень вам благодарны и не могут согласиться на ваше дальнейшее беспокойство. Это два! В-третьих же, по моему мнению, надо распустить военно-революционный совет и передать все дела правительству и Энджумену, так как его светлость сардар и его светлость салар чрезмерно устали и нуждаются в отдыхе.

Я уже догадывался, что предложение Гаджи-Мехти будет принято без голосования; так как во время его речи все члены Энджумена отпускали одобрительные реплики: "Правильно... Гаджи говорит правду... Действительно так... Мы все согласны с этим..."

Саттар-хан сидел черный, как туча. Наконец, он поднял руку; это означало, что сардар хочет говорить сам и прекращает дальнейшие разговоры. Гаджи-Мехти тотчас же умолк. Сардар был невероятно разгневан, но сдерживал себя. Он начал говорить медленно и твердо, под тон гаджи.

- И мы также не можем согласиться на дальнейшее беспокойство гаджи и разрешить ему разглагольствования. Мы не нуждаемся ни в советах гаджи, ни в его планах на счет дальнейших мероприятий. Во-первых, муджахиды собирались не вокруг гаджи и распустить их по домам могут только те, кто их призвал и организовал. Это раз! Во-вторых, приехавшие к нам на помощь не господа, а рабочие и наши товарищи. Я думаю, что они также не нуждаются в благодарности гаджи, так как они приехали сюда не ради гаджи, а ради революции. Это два! Что же касается предложения о роспуске военно-революционного совета и о предоставлении отдыха сардару и салару, то это не что иное, как бесстыдство и горлодерство; это называется - совать нос не в свое дело... Пока что сила в моих руках, и я могу за одну только ночь очистить Тавриз от всех и всяких двуличников!

В Энджумене наступила мертвая тишина, которую нарушало только тяжелое и взволнованное дыхание Гаджи-Мехти.

- Настоящее положение таково, - начал я, взяв слово, - что многие вопросы разрешаются самостоятельным ходом событий. Что будет завтра, предвидеть нельзя. Поэтому оставим в стороне поднятые гаджи вопросы и перейдем к настоящему делу. Опасность приближается. Через день на улицах свободного города вы услышите голоса царских казаков, так как Мамед-Али-шах дал согласие на занятие Тавриза царскими войсками...

Члены Энджумена переглянулись, но никто не решался говорить. Некоторые молча вставали и оставляли собрание.

Каждый дрожал за свою шкуру. На всех лицах был написан страх за себя и желание спастись какой угодно ценой. Некоторые шептались со своими соседями.

После минутного молчания заговорили все разом.

- Господа, чем же все это кончится?..

Мундштуки кальянов выпали из рук. Люди заволновались в страхе. Саттар-хан, Багир-хан, кавказцы и верные революционеры Тавриза выслушали мое сообщение с полным спокойствием.

Началось обсуждение новой обстановки в связи с ожидаемым прибытием русских войск, но большинство выступавших выражало пустые надежды, боясь прямо взглянуть в глаза надвинувшейся опасности. Слышались неуверенные голоса:

- Великие державы не согласятся на это.

- Мы обратимся ко всему миру.

- Второй интернационал поможет нам.

Потом обратились ко мне:

- А вы что предлагаете?

- Царская армия находится на пути к Тавризу, - сказал я. - Она будет преследовать руководителей революции. Если генерал Снарский, идущий во главе царской армии, и не будет лично делать это, то преследование революционеров будет осуществляться руками того, кто будет назначен правителем Тавриза. Поэтому мы должны в первую очередь позаботиться о безопасности руководителей революции. Сегодняшнее наше заседание - последнее и историческое. Пусть господа, предлагающие сдать бразды правления Энджумену, не ждут почета со стороны царской армии. Будем откровенны, первый акт тавризской революции закончился... За это время мы узнали и достойных и недостойных. Видели и тех, кто в дни опасности прятался по домам, а в дни удач кричал о своей верности революции и бросал шапки вверх!..

- Не надо переходить на личности, - прервали меня с мест.

- Я не буду переходить на личности, только скажу, что порою отдельные личности и в революции и в контрреволюции играли важную роль. Не будем удаляться в сторону. В то время, когда Тавриз горел в революционном пламени и революция торжествовала победу, не так уж трудно было говорить: "я революционер!". Значительно труднее оставаться революционером в тяжелые для революции дни, когда она переходит в подполье. Тогда она требует еще большей искренности. К сожалению, среди нас есть такие, что стоят одной ногой в Энджумене, а другой - в царском консульстве!