Владимир Захаров - Орден госпитальеров

Как многие народы, тесно связанные с природой, монголы исповедовали религию обожествления природы с сильным налетом магии, однако им было известно также почитание Всевышнего Бога и неземных сил. Но они не были фанатиками, и их третий Великий хан Менгу (1251–1259) одинаково безразлично принимал участие в христианских, буддийских и магометанских празднествах. С христианством они познакомились через секту несториан, широко распространившихся через Персию по всей Азии и проникших таким образом и в великое монгольское содружество народов. Временами влияние несториан было весьма значительным и проникало в правящее семейство, определявшее все и вся.

В Западной Европе довольно рано осознали силу и значение татаро-монголов для развития событий в тогдашнем мире. Когда в середине XIII в. шел активный процесс монгольского завоевания, решались судьбы Востока, правители ряда христианских государств Восточного Средиземноморья, включая уцелевшие государства крестоносцев, действительно сделали ставку на монголов: с ними заключили соглашение Малоармянское (Киликийское) царство [470]и Антиохийское княжество [471].

Папы не раз пытались при посредстве миссионеров оказывать влияние на «завоевателей мира» [472]. Любопытно, что еще в годы правления хана Гуюка его представителем при римском престоле был армянин Саркис Абега [473]. Но и христианские государи надеялись путем заключения союза с монголами против ислама добиться облегчения положения Святой Земли, которую намеревались отвоевать. До Европы доходили какие-то неясные слухи о существовании по ту сторону Персии и Армении государства христиан, которым управлял некий Иоанн, царь и священник народа…

Их примеру решил последовать и Людовик IX. Вняв совету кипрского короля Ги де Лузиньяна (1218–1253), знавшего об этих союзах, Людовик IX тоже решил вступить в контакт с завоевателями-степняками. Он шел, впрочем, проторенной дорогой: ее западным первопроходцем был не кто иной, как папа Иннокентий IV, который еще раньше домогался союза с монголами. И папа, и король, начиная с 1245 г. несколько раз пытались через миссионеров из Орденов доминиканцев и миноритов установить контакты с повелителями монголов и выяснить что же в действительности представляет государство Иоанна.

Людовик IX, отправившись в Крестовый поход и завязывая сношения с монголами, возможно, действовал по согласованию с папой. 20 декабря 1248 г. в Никозии (Кипр) он принял монгольских послов. Король Ги де Лузиньян в присутствии членов своего совета долго расспрашивал невиданных пришельцев, не думая, должно быть, о том, что их миссия имела сугубо разведывательный характер, хотя они и расшаркивались перед государем Франции. Один из ближайших к королю церковных сановников — Одо де Шатору — порекомендовал ему, в свою очередь, ответить на письмо хана Елдегая. Совет был принят к исполнению: в конце января 1249 г. французское посольство в составе трех доминиканских монахов (во главе с Андре Лонжюмо), двух клириков и двух рыцарей выехало в ставку великого хана [474]. Кроме королевского послания с предложениями обратиться в христианство послы везли монголам дары: в их числе находилась «часовня» — большой шатер, на котором были искусно вышиты сцены жизни евангельского Иисуса Христа.

Однако, надежды Людовика IX обернулись чистейшей иллюзией. Когда Лонжюмо и его спутники, пересекши всю Центральную Азию, чуть ли не через год (так рассказывает об этом Жан де Жуанвиль) добрались до места назначения, стало очевидным, что дипломатия их мудрого короля строится на песке: монголы не только не собирались подвергаться обращению в христианство, но со своей стороны потребовали от Людовика IX… покорности. Об этих требованиях король узнал, уже намного позднее: он свиделся с Андре Лонжюмо лишь в 1251 г. А к тому времени Крестовый поход уже состоялся и успел закончиться полным провалом [475].

Второй раз, Людовик IX отправляет фламандского минорита Вильгельма фон Рубрука. Прибывший после полного приключений путешествия в 1254 г. ко двору Великого Хана и принятый Менгу (Мункэ) [476]. Там он узнал, что еще в 1253 г. в Монголии состоялся курултай, на котором было решено послать армию для покорения Арабского Востока. Он нашел монгольского владыку уже в готовности напасть на магометанские государства Западной Азии, не изъявившие готовности по своей воле признать себя его вассалами, и собирался уничтожить их. Его друзья уже были его вассалами, своих врагов Менгу намеревался истребить или превратить в своих вассалов.

Возвращаясь через Киликийскую Армению в Европу, Рубрук узнал от отца царя Хетума I Константина, что тот то же имел переговоры с Менгу, который предложил Киликийскому царю прибыть в Великую Орду [477]. А Рубрук, прибыв в Рим, представил свой отчет о дипломатической миссии, выводы которого солидаризовались с Плано Карпини. Монголы не исповедуют христианство, от царства пресвитера Иоанна сохранились лишь воспоминания, а несториане, с которыми встречались оба путешественника, являются для папы не друзьями и братьями, а еретиками и врагами. «Последнее заключение, — как считал Л.Н. Гумилев, — определило поведение папского престола в отношении восточных христиан на весь последующий век» [478].

Но одновременно Рубрук привез и сообщение о подготовке ханом Менгу войск для похода на Иерусалим, чем папа был весьма доволен, поскольку такие же планы по освобождению Святого града от мусульман были к у него.

Необходимо отметить, что возникновение в Иране монгольского государства Хулагуидов и их продвижение в сторону Сирии, Палестины и Египта, захват Месопотамии, поставили Сирию, Палестину, а затем и Египет под угрозу завоевания [479]. С другой стороны, крестоносцы понимали, что они уже не в состоянии удержать свои владения в Святой Земле. Противостоящая им более организованная и превосходящая армия мамлюков громила христианские войска. В этой связи становится понятным, почему крестоносцы Сирии, с христианскими государями Европы (Франции, Англии и Генуи) и римским папой стали искать союзников в лице монголов [480]. Начались обмены посольствами, на что хулагидские ханы ответили специальным письмом [481].

Незадолго до этих событий, в Сирии сложилось трудное для сирийских франков положение. Приход большого отряда крестоносцев, зародил в них «оптимизм», они решили, что вернулись прежние времена. Об этом свидетельствует тот факт, что 7 августа 1248 г. монастырь Ла Латин, временно скрывавшийся в Акре, уступил госпитальерам, вместе со своим приорством в Како, поместья в Мондидье и Ла Тур Руж в долгосрочное владение [482].

Но тем временем, в 1256 г. огромное войско, состоявшее из монгольских солдат под командованием царевича Хулагу, брата Великого Хана, в то время покровительствовавшего буддизму, перешло в активное наступление.