Вера Бокова - Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

Отсутствие вкуса сказывалось и в бытовых мелочах. Даже парадный стол в купеческом семействе редко мог похвастать единством и изяществом сервировки. Обычно рядом с дорогой посудой от хороших фирм — Попова и Гарднера — можно было видеть разнокалиберные дешевые чашки, фаянсовые кружки и стаканы в мельхиоровых подстаканниках. Сахарницы с отбитыми ручками, ножи и вилки вперемежку серебряные и железные, сваленные в груду посреди стола, молоко к чаю, поданное прямо в глиняном горшке, — и две-три салфетки на всех, которыми мужчины вытирали усы. Остальным вместо салфеток служили собственные носовые платки.

В середине века многие из купцов становились собственниками городских усадеб разорившегося дворянства. В этом случае их приближали к купеческому вкусу: в контору и молодцовские обращали людские и флигеля, наглухо запирали ворота и возле них сажали цепного пса, вырубали часть сада, чтобы за его счет расширить огород с капустой и огурцами, закрывали парадный вход и всей семьей ходили с черного крыльца. Вносились коррективы и во внутреннее оформление таких барских палат: камины закладывали, превращая в печи, слишком фривольные росписи потолков и стен замазывали — либо полностью, либо частично, снабдив полуобнаженные олимпийские божества какими-нибудь штанами и рубахами («А то глядеть зазорно»).

Лишь наиболее просвещенные из «безбородых» купцов в бытовым укладе и обстановке дома старались ориентироваться на общепринятые европейские нормы и их комнаты и распорядок жизни почти не отличались от вообще принятых в образованной среде: здесь присутствовали единство стиля и элементарный художественный вкус — часто заведенный не столько хозяевами, сколько профессиональными мебельщиками и драпировщиками, которые в те времена исполняли и обязанности дизайнеров интерьера. Хозяева старались созданный интерьер никак не нарушать, поэтому мебель, бронза, картины и безделушки никогда не покидали привычных, раз и навсегда отведенных им мест.

В комнатах у купцов прислуживали женщины и мальчики из собственной лавки или лабаза, а разбогатев, купец мог нанять для представительности целый штат прислуги (чаще всего из оброчных крепостных): горничных, повара, а также обязательно лакея, в обязанности которого входило накрывать и подавать за столом, докладывать о посетителях и сопровождать хозяйку с дочерьми на прогулках, — как у «благородных». Ближе к концу века штат прислуги в купеческих домах мало чем отличался от хорошо поставленного дворянского дома: лакеи и горничные, повара, кухарки, няньки, экономки, буфетные мужики, дворники, кучера и конюхи, а в образованных семьях — и гувернеры с гувернантками.

Ездить в торжественных случаях купцы любили по-русски, на тройках или, в более позднее время, четверкой цугом; в будни обходились одной или двумя лошадьми. Разъезжать на извозчике, особенно женщинам и пожилым людям, за исключением каких-то экстраординарных случаев, считалось так же зазорно, как и в дворянском кругу. Лошадей приобретали дорогих и породистых, но не «субтильных», — чаще всего орловских рысаков, которых нещадно раскармливали. «Сытой» лошадью купец гордился не меньше, чем дородной женой. В богатых домах могло быть до десятка рысаков, а экипажи менялись ежегодно. Роскошный выезд был таким же знаком престижа, как женины драгоценности. Конские гривы в соответствии с представлениями о купеческом шике должны были быть волнистыми, поэтому их с вечера смачивали квасом и заплетали в мелкие косички, а утром расплетали. Гордостью купеческого выезда был обычно необъятных размеров щегольски одетый кучер, восседавший на козлах совершенно неподвижно и лишь едва заметно, без видимых усилий пошевеливавший вожжами. У Петра Алексеева, богатейшего купца с Таганки, был кучер весом в 10 пудов и с огромной бородой — его знала вся купеческая Москва и отчаянно завидовала Алексееву. Для большей толщины и представительности под кучерской кафтан поддевался ватник, сам кафтан, традиционно синий, зимой подбивался лисьим мехом, опоясывался ремнем, поверх него — ярким шелковым кушаком с бахромой. На голову надевали синюю с меховой (к примеру, бобровой) опушкой шапку, на руки белые замшевые перчатки. Кучеров в хорошем доме полагалось не менее двух — один возил хозяина, другой — хозяйку. Каждому платилось жалованье — 200–300 рублей в год серебром.

Почти все потребные припасы в купеческом хозяйстве были собственного производства. Сами солили рыбу и мясо на зиму, мочили яблоки и сливы, варили мед, пиво, готовили квасы. Н. А. Бычкова вспоминала о своей хозяйке-купчихе: «Под праздник велит мне Марья Дмитровна по бедным да по богадельням пирогов от их милости разнести; пуды кухарка ставила на всех. А летом тоже пудами для всех варенья наваривали. Кому с фунт баночку, кому с два или три, а то и больше, смотря по чину, по званию. Одним на сахаре, другим на патоке — попроще. Маменьке моей десятифунтовая банка полагалась. Паточного» [136] Бычкова Н. А. Как жили ваши бабушки и прабабушки // Лица. Вып. 8. СПб., 2001. С. 451. .

Осенью солили огурцы, грибы, рубили капусту. Для рубки капусты был сделан солидный ящик, стоял на погребице. Осенью его вытаскивали на двор и вся прислуга становилась вокруг него и мельчила капусту сечками. Несколько раз перемешивали, чтобы по углам не оставалась крупная. Когда решали, что достаточно мелко, вытаскивали большим совком, солили и в кадку. Пока готовилась засолка, весь дом грыз кочерыжки.

Стирку устраивали раз в месяц. В этот день готовили самое простое, а вся женская прислуга занималась стиркой. Стирали во дворе в больших деревянных лоханях на ножках. В прачечной на плиту ставили большой жестяной ящик, который специально заказывали жестянщику, и в нем кипятили белье. Потом белье полоскали в особом большом чане или везли полоскать на реку. Сушили во дворе или на чердаке.

Дни у купцов текли довольно однообразно. Рано утром после чаепития мужчины уезжали на собственном выезде в лавки, амбары, на фабрики. Домой возвращались к обеду, перед трапезой или после нередко спали часок-другой (летом — в беседке), потом снова уезжали до позднего вечера. Если до дома было далеко и время не позволяло, обедали в трактире или покупали провизию у разносчика. Оставшиеся дома обедали в два часа. Несколько раз на протяжении дня пили чай. Чай пили и вернувшись домой, а спустя некоторое время — часов в восемь — плотно ужинали. Ели вообще много, часто и жирно. В промежутке между чаем и ужином хозяин с хозяйкой, как иронически замечал А. Н. Островский, «молча сидели по углам и вздыхали о своих прегрешениях — другого занятия у них не было» [137] Островский А. Н. Записки замоскворецкого жителя. С. 34. . После ужина ворота запирались, ключи приносились на ночь дворником «самому», и все семейство укладывалось спать. К 10 часам вечера во всем Замоскворечье в домах гасился свет. Нарушался этот распорядок лишь поездками мужчин по делам и на ярмарки (особенно Нижегородскую) и семейными богомольями.