Анна Ермановская - Древний мир

Карстен Нибур попал на Восток, приняв участие в относительно крупной экспедиции, снаряженной датским королем Фридрихом V. После того как смерть настигла всех его спутников, Нибур продолжал путешествие по разным восточным странам в одиночку. В 1765 году он убедился в правильности предположения, что город Вавилон следует искать на городище вблизи городка Хилле. Эта идея подтверждалась находкой многочисленных кирпичей с надписями, обнаруженных им в Хилле повсеместно. Нибур попытался отождествить один из тамошних холмов с дворцом Навуходоносора, прославившимся своими висячими садами, а развалины Бирс Нимруда – с Вавилонской башней.

Гораздо больше можно узнать о Вавилоне из описаний аббата де Бошана, жившего в 1780–1790 годах в Багдаде. Он сокрушался, что жители окрестных деревень превратили развалины Вавилона в источник добычи обожженного кирпича: нередко в поисках строительного материала крестьяне прибегали к раскопкам, «причем они часто находили керамические сосуды и мраморные плитки с узорами… иногда также глиняных идолов в виде человеческих фигур или массивные цилиндры, испещренные мелким письмом… а около восьми лет назад ими даже была обнаружена погребенная под обломками статуя в человеческий рост».

Сообщения о местоположении и состоянии развалин Вавилона, описания сделанных находок и, главное, обнаружение письменных памятников вызвали растущий интерес прежде всего в Англии, куда время от времени прибывали отдельные находки, отправленные сотрудниками расположенных в Мосуле и Багдаде представительств Ост-Индской компании, крупного английского акционерного торгового общества. И в последующие годы сотрудникам этой компании предстояло сыграть важную роль в изучении Месопотамии.

На рубеже XVIII и XIX веков в центр внимания исследователей наконец попадает Древний Египет. Большая научная экспедиция, сопровождавшая в 1798 году войска Наполеона в Египетском походе, организовала доставку значительных собраний древностей в Париж, откуда они позже попали в Лондон. Ученые, участвовавшие в походе, провели на месте исследования, в ходе которых были сделаны рисунки, карты и описания найденного. Публикация полученных ими результатов еще долго служила образцом для такого рода изданий. Одной из наиболее важных находок экспедиции оказался так называемый Розеттский камень с одним и тем же текстом, написанным на разных языках. Именно им в 1822 году воспользовался француз Жан Франсуа Шампольон для дешифровки египетских иероглифов. Тем самым перед европейцами открылись новые миры, письменные источники наряду с впечатляющими материальными памятниками позволили оценить величие и значение древних культур.

В сравнении с важными результатами, полученными в Египте, Месопотамия сильно проигрывала. Здесь, в особенности на поприще языкознания и истории, работало также много исследователей, но недоставало эффектных находок, которые бы всколыхнули общественный интерес. Удавшаяся еще в 1802 году геттингенскому учителю гимназии Георгу Фридриху Гротефенду дешифровка персидской клинописи не получила никакого отклика. Его научное сообщение на эту тему, представленное им Геттингенской академии наук, было напечатано лишь 90 лет спустя!

Тем временем неспешно продолжалось ознакомление с древними культурами Месопотамии. Клавдий Джеймс Рич, резидент Ост-Индской компании в Багдаде, будучи высокоодаренным и любознательным человеком, сумел еще в юности в совершенстве овладеть турецким и арабским языками, и свое пребывание в Месопотамии он использовал, помимо всего прочего, для расширения своих познаний. В 1811 году при посещении Вавилона Рич собрал точные сведения о размерах и местоположении отдельных руин. Стремление все увидеть и оценить самому привело его в Бирс Нимруд. «Сначала утро грозило бурей и проливным дождем. Когда же мы приблизились к цели нашего путешествия, мрачные тучи рассеялись и обнажили Бирс, величественно взиравший на долину. Он представлял собой круглый холм, увенчанный башней, с продольными хребтами у своего основания. Так как в начале нашей поездки верхом он был полностью скрыт от наших взоров, мы не смогли подготовиться к ожидавшему нас зрелищу и тем самым смягчить остроту восприятия, – такую или похожую жалобу часто можно слышать и от посетителей пирамид. Но вот мы оказались на нужном расстоянии, и перед нами внезапно возник холм, вырвавшийся из мрачного кипения черных туч и еще облаченный в ту легкую дымку, чье мерцание особенно усиливало его величие и мощь, тогда как отдельные ослепительные полосы света разрывали пустынную даль, создавая впечатление необъятности пространства и печальной уединенности пустынного ландшафта, посреди которого возвышаются эти рождающие почтительный трепет руины».

Ричу удалось не только сделать обмеры и снимки остатков отдельных вавилонских построек, но и раскопать несколько объектов, а также привезти в Англию одну из строительных надписей вавилонского царя Навуходоносора, имевшую форму цилиндра.

Первые настоящие раскопки в Двуречье были начаты французами. Их инициатором и руководителем стал Поль Эмиль Ботта, формально занимавший дипломатический пост во французском консульстве в Мосуле. Он был прекрасно подготовлен для осуществления поставленной им перед собой задачи: хорошо знал разные страны Востока, так как подолгу бывал в них, к тому же владел арабским языком и был знаком с местными нравами. Несмотря на многовековой интерес к Вавилону, районом первых раскопок стали не его руины, а развалины древней Ниневии, которые находились в непосредственной близости от Мосула, где жил Ботта. Свои раскопки он начал в 1842 году, но счел их результаты неудовлетворительными, поскольку «ничто не было найдено в целом виде, так чтобы хоть в какой-то мере вознаградить за затраченный труд и понесенные расходы». Жители Мосула и близлежащих деревень, следившие за работой Ботта хотя и без понимания, но с любопытством и сочувствием, в конце концов посоветовали ему предпринять последнюю попытку на городище Хорсабад, в шестнадцати километрах от Ниневии. Здесь в первые же дни ему улыбнулась удача: он нашел совершенно замечательные вещи – большие алебастровые плиты с рельефными изображениями. Позже выяснилось, что на этом месте некогда находились развалины дворца ассирийского царя Саргона II (721–705 годы до н. э.). Ботта распорядился выкопать несколько плит с рельефами и отправить их во Францию. Остальные он и художник Фланден срисовали. Когда рельефы в 1846 году прибыли в Париж, они вызвали там очень большой интерес, так как никто не подозревал о существовании столь впечатляющих свидетельств древней месопотамской культуры.