Мария Згурская - Дворцовые перевороты

Многие исследователи, занимавшиеся анализом так называемой «Исповеди» Винтера, указывают на множество несоответствий, выявленных в оригинале (мы на них не будем останавливаться), и на этом основании делают вывод, что этот документ – фальшивка или, в лучшем случае, подвергался значительной редакции со стороны государственного секретаря Сесила.

Следует лишь оговориться – даже выявленные методы работы фальсификатора или фальсификаторов говорят, что эти «редакторы» не «изобретали» показания, а переделывали подлинные слова арестованного Винтера (в соответствии с намерениями Сесила, разумеется). В противном случае подделка была бы слишком грубой, она вряд ли могла бы ввести в заблуждение современников, которые все-таки были больше знакомы с деталями этого шумного события, чем мы. Да и не было нужды в полной подмене сведений, надо было лишь опустить факты, которые в интересах Сесила следовало скрыть, и вставить сообщения, которые Сесил имел намерение приписать заговорщикам.

Итак, относиться к «Исповеди» надо с осторожностью, «особенно к тем ее местам, которые Сесилу было явно выгодно ввести в текст, – пишет Е. Черняк. – Но вообще обойтись без нее нельзя, только с ее помощью возможно изложить сколько-нибудь связную историю Порохового заговора, а то, что этот заговор существовал, нет никаких оснований сомневаться».

Другой вопрос – какую роль сыграла в его организации правительственная провокация. Если считать, что подлинность «Исповеди» Томаса Винтера вызывает сомнение, то многие действия заговорщиков могут быть истолкованы совсем иначе и вполне безобидно.

Существует две основные группы гипотез относительно того, кто стоял у истоков Порохового заговора.

Первая называет Пороховой заговор «заговором патеров», настаивая на том, что он лишь эпизод в целой серии интриг, известных в истории под названием англо-испанского заговора. Целью этого великого заговора, как уже было сказано выше, было подчинение Англии испанской политике. Хотя король достаточно лояльно относился к католикам и не допускал реализации жестких английских законов против католиков (при дворе Якова I даже сформировалась прокатолическая партия во главе с Говардами), однако иезуиты и радикальные католики не были этим удовлетворены.

И вторая группа гипотез говорит о «черном пиаре Якова I», т. е. о правительственной провокации. Заговор был придуман в недрах королевской тайной канцелярии Робертом Сесилом и тайно одобрен королем. Это был железный аргумент в борьбе с католиками, в стране начались репрессии против них. Участники заговора были казнены. Причем сами заговорщики или ничего не знали о тайных пружинах переворота, или, наоборот, были слишком хорошо осведомлены о них, и от них избавились как от лишних свидетелей.

Вскоре после раскрытия Порохового заговора парламент принял специальный закон, предписывающий отмечать 5 ноября как «радостный день благодарения за спасение». Закон действовал до 1859 года. Однако и после этого традиция празднования 5 ноября сохранилась. Теперь этот праздник известен как «Ночь Гая Фокса», или «Ночь фейерверков». Во всех городах страны вечером 5 ноября слышен непрерывный грохот от фейерверков, а воздух наполнен пороховым дымом.

Со временем эта традиция усложнилась: появилось чучело Фокса – соломенное чучело в старых одеждах, которое стали сжигать на костре. Так, Чарльз Диккенс неоднократно упоминает этот обычай, например, в 39-й и 42 главе «Посмертных записок Пиквикского клуба». Иногда аналогичным образом сжигают чучело Папы или даже современных политиков. В этот день также принято устраивать фейерверки и запускать петарды, для покупки которых дети выпрашивают у взрослых монетку «для хорошего парня Гая Фокса». Во время Второй мировой войны, вероятно из-за режима затемнения, праздник был отменен, однако потом возобновлен, но за это время подросли дети, не знавшие, что это такое. И именно поэтому в полном издании «Мэри Поппинс» Памела Трэверс объясняет читателям суть праздника.

Некоторые считают Гая Фокса первым идейным террористом на земле Туманного Альбиона. Сюжет 400-летней давности актуален и по сей день, особенно в свете возрастания террористической угрозы. Вот уже более 400 лет подряд здание парламента ежегодно перед каждой церемонией торжественного открытия с тронной речью монарха обыскивают йомены (стражники), чтобы убедиться, что никакие современные Фоксы не спрятались в подвалах, хотя в данном случае это скорее костюмированный обычай, а не серьезная антитеррористическая мера. Церемония осуществляется либо вечером накануне, либо непосредственно утром в назначенный день – 5 ноября. Для ее проведения в Вестминстерский дворец из Тауэра прибывает отряд лейб-гвардейцев, облаченных в парадную форму. Им вручают пылающие факелы и приказывают провести обыск всех подвалов под зданием парламента. И хотя помещения давным-давно электрифицированы, никому в голову не приходит изменить букве обычая, соблюдаемого уже четыре века.

А вечером по всей стране устраивается Ночь костров с фейерверками и сожжением чучела Гая Фокса. Празднования «Ночи Гая Фокса», хотя и в меньших масштабах, проходят и в других англоязычных странах.

Средневековая Япония. Эпоха Нара. Это еще не «belle epoque» по-японски – прекрасная эпоха Хэйан с ее утонченными нравами, любовью к красоте и изяществу, возведенными в культ, с ее поэзией, музыкой, росписями по шелку и «записками у изголовья», а также прелестными фрейлинами, опальными принцами и стильными заговорами. Это то, из чего вырос нежный лотос эпохи Хейан. Хотя и в эпоху Нара хватало и опальных принцев, и прелестных фрейлин, и коварных хитрых монахов, и рвущихся к власти принцесс, и даже мятежных призраков, и, конечно, загадок и тайн. Получается такая вот картина на шелке истории, рассказывающая о том, как правила императрица Кокэн, как она приблизила к себе по государственной надобности буддийского монаха Докё из рода Югэ, который вдруг возжелал ни много ни мало – царских почестей на троне Японии для себя и статуса государственной религии для буддизма. Аристократические семейства поднимают встречное, если так можно выразиться, восстание против плебея-выскочки в защиту священного трона императоров страны Ямато [8]… Летят головы, плетутся интриги, императрица то уходит в монастырь, то возвращается на трон, смещая наследника Дзюннина, которого сама же и избрала, амбициозный монах как никогда уже близок к трону, но его царственная покровительница скоропостижно «уходит к богам», и новый император Конин отправляет в отставку министра-монаха окончательно. Священные меч, зеркало, и яшмовая печать по-прежнему в руке прямого потомка богини Аматерасу…