Александр Шубин - Великая Испанская революция

Таким образом, сохранение части вооруженных сил в тылу было следствием взаимного недоверия партий и движений. Каждый призывал на фронт других и придерживал силы в тылу на случай столкновения. При этом анархо-синдикалисты, контролировавшие пост военного министра (советника) Каталонии, были в большей степени настроены на укрепление фронта за счет тыла, чем ОСПК и националисты.

Тем не менее, долгое время столкновения удавалось избежать. Спонтанные стычки вызывали возмущение всех сторон, и любители поиграть оружием тут же ретировались.

19 марта ФАИ выступила с манифестом, где потребовала коллегиального управления полицией, чтобы она не стала орудием одной партии. Компанис сначала возмутился опубликованием этого манифеста, назвал его «объявлением войны», но затем успокоился и только сказал, что анархисты могли бы выступить с этим месяца через 3–4, когда обстановка станет поспокойнее. Но анархистам нужно было именно сейчас сформулировать позицию по вопросу о силовых структурах, когда он стал центральной политической темой [975].

ФАИ выдвинула Фабрегаса на пост генерального директора безопасности [976]. Компанис ответил, что можно назначить гендиректором и анархиста, но с безупречной репутацией [977]. Действительно, Фабрегас был человеком неуравновешенным. Однако теперь неуступчивость «включил» первый секретарь ОСПК Коморера. Антонов-Овсеенко с неудовольствием докладывал, что он «упорствует на требовании отстранения анархистов от ответственных постов» [978].

Негрин, Прието, Альварес дель Вайо и Ларго Кабальеро советовали делегатам ОСПК не уступать анархистам [979]. Позиция первых трех понятна. Если верна информация о такой же позиции премьер-министра, это значит, что в марте он вел двойную игру с анархистами, нащупывая контакт с ними в противоборстве с коммунистами и смыкаясь в борьбе против них с правыми социалистами.

Неуступчивость Комореры серьезно накалила обстановку, генсек НКТ Васкес убеждал Антонова, что именно первый секретарь ОСПК является «основой раздора» [980].

Последней каплей стал захват членами ОСПК с помощью поддельных документов 26 изготовленных анархо-синдикалистами бронемашин, предназначенных к отправке на фронт [981].

26 марта в знак протеста против этой выходки анархо-синдикалисты покинули Женералитат. Начался правительственный кризис.

Сначала относительно быстро удалось договориться о восстановлении коалиции, при котором НКТ получала 4 места (раньше 3) и пост комиссара полиции Барселоны. Однако теперь «уперлись» радикальный анархо-синдикалистский лидер Шена и вполне договороспособный прежде Доменеч [982]. Их не устраивало, что безопасность отходила к ОСПК.

Вместо того, чтобы договариваться дальше, Компанис создал временный Женералитат, куда включил помимо себя еще двух националистов, двух представителей от НКТ, одного от ВСТ и одного представителя робасайрес [983].

Областной комитет НКТ 28 марта потребовал провести чистку органов безопасности, создать хунту безопасности из представителей разных сил, проводить совместное расследование конфликтов делегациями НКТ и ВСТ. Ради поста генерального директора безопасности либо министра (советника) внутренних дел НКТ была готова пожертвовать постом военного министра [984]. Также предлагалось объединить все силовые структуры тыла в единый корпус безопасности [985].

В итоге долгих переговоров только 20 апреля был сформирован новый Женералитат. Кабинет покинул Абад де Сантильян, его заменил бывший председатель Экономического совета Капдевилья. Фернандеса переместили с безопасности на здравоохранение [986]. Это было проигрышем НКТ. Также ослабли и позиции военного советника — были созданы Высший военный совет и Совет военной промышленности под председательством Компаниса [987].

По словам Антонова-Овсеенко, вся эта «„кризисная“ борьба резко обострила отношения социалистов и анархистов» [988]. Если в начале года рассматривались возможности организационного объединения НКТ и ВСТ через Комитет связи, то теперь эта работа заглохла. «Надо точно отметить — тут дело не в анархистах. И социалистическое руководство явно остыло к „Комитету связи“» [989].

Отношения анархо-синдикалистов и коммунистов становились все более напряженными и в масштабах Республики. Острая критика компартии звучала на пленуме НКТ 16–20 апреля, который стал в этом отношении переломным. Пленум высказался за «отделение службы общественного порядка от коммунистических элементов», так как коммунисты используют свое положение для произвольных арестов [990].

Выступая на пленуме, арагонцы отмечали «большой антагонизм между марксистскими силами и нами». Марксисты вмешиваются в управление, как они привыкли это делать на других фронтах, и пытаются указывать, кому оставаться в тылу, а каким подразделениям идти на фронт. Астурийцы также говорили об «обструкции марксистов».

Каталонская организация указывала на «бойкот со стороны центрального правительства» в отношении Арагонского фронта и Каталонии, особенно в отношении просьб об авиационной поддержке и закупке материалов для производства за границей. И это в то время, когда НКТ организовывала военное производство, поставляла амуницию и бойцов на другие фронты [991].

В этой накаленной обстановке росло влияние наиболее радикальных групп. 27 апреля 1937 г. две батареи Арагонского фронта и активистов НКТ-ФАИ в Колонхе приняли резолюцию, предложенную радикальной группой «Друзья Дуррути» (т. н. «Резолюция в Колонхе»): «19 июля НКТ и ФАИ могли воспользоваться положением, которое им давало оружие, отнятое у побежденного фашизма, и революционное положение, которое они почти контролировали, чтобы провозгласить водворение своей социальной доктрины, либертарного коммунизма…» [992]Провозгласить — дело не хитрое. А вот как воплотить в жизнь? Но 19 июля анархо-синдикалисты пошли другим путем, более благородным по мнению «Друзей Дуррути»: «НКТ, подавая пример великого либерального [993]духа, подавая пример благородства и ясного антифашистского духа, призвала все организации и партии, чтобы вместе сотрудничать в деле строительства нового общества, которое не должно было принадлежать одной определенной группе, одной тенденции … этому делу только она и посвятила свои усилия, не считаясь с тем, что должна была отступить от своих постулатов, от своих подлинных идеалов» [994]. И эти уступки не были по достоинству оценены коварными сторонниками государственности. Так что время уступок кончилось: «Мы не можем отождествить себя с ролью терпеливого Иова» [995]. Прежде чем вороны в тылу растолстеют «на внутренностях трупов наших павших в боях» товарищей, «мы предпочитаем, чтобы преступный сапог фашизма раздавил всех», как новый Атилла. «Но мы надеемся, что это не понадобится, так как революция еще не закончилась и сметет все препятствия в тылу» [996]. За этой перенасыщенный образами фразой крылось простая мысль — необходимость держать фронт против фашизма не может быть основанием для дальнейших уступок в тылу. Не нужно бояться франкизма больше, чем перерождения тыла. Это перерождение приведет или к поражению, или к новому подъему революции. Не нужно бояться новых столкновений, даже если это повредит фронту.