Николай Черкашин - Чрезвычайные происшествия на советском флоте

Известно, что ахиллесова пята всех типов подводных лодок (и дизельных, и атомных) — распредщиты, которые «коротят» чаще всего прочего электрооборудования. С них-то и начинаются подводные и надводные пожары. Корабли горят на всех флотах мира. Увы, это неизбежная дань Молоху технического прогресса, жертвенная плата за огромную энергонасыщенность современных кораблей, за чудовищную ударную, огневую мощь. Горят авианосцы и пассажирские лайнеры, крейсера и танкеры, атомарины и дизельные подлодки… Горят каждый год, а то и каждый месяц, если брать мировую статистику.

Противоборство огня и средств тушения в точности копирует диалектику брони и снаряда. «Дурная бесконечность», как определил бы её Гегель, ибо война «льда и пламени» идёт с переменным успехом и никогда не завершится вечной победой. Современный корабль есть оружие обоюдоострое, опасное не только для врага, но в немалой степени и для того, кто им владеет. Моряки, однако, никогда не были фаталистами. По воле волн плыли лишь их трупы, но не они сами. Бороться со стихиями (в том числе и огненной) всегда было профессиональной обязанностью мореплавателя, его уделом, его судьбой. Сегодня есть корабли, на которых арсенал средств борьбы с огнём не уступает по разнообразию и количеству боевому вооружению. Это спринклеры и огнетушители всевозможных зарядов, системы затопления и орошения, химическое и пенное тушение. Увы, порой и вся пожарная рать не в силах справиться с буйством огня. И всё же каждый командир, получив доклад о пожаре, исходит из того, что шансы на успех есть всегда, игра стоит свеч, и очаг возгорания может быть задушен в самом начале, на худой конец локализован. К пожарам, к возможности таких несчастий моряки, если не сказать, что привыкли, то, во всяком случае, психологически готовы. Отчасти поэтому большая часть корабельных пожаров тушится без жертв. Другое дело, что развитие любого пожара непредсказуемо. Дорогу пламени прокладывает не только горючий материал, но и игра случая, стечение обстоятельств: пожар пожару рознь, ни один не повторяет коварство другого. Пожар же на «Комсомольце» и вовсе небывалый. Он уникален, поскольку уникальна и сама атомарина: титановый корпус, большая глубоководность плавания… Давление воздуха, вырвавшегося из повреждённой системы продувания балластных цистерн, было намного выше, чем на всех остальных менее глубоководных лодках. Да и само повреждение трубопровода ВВД (воздух высокого давления) вольтовой дугой короткого замыкания (есть такая версия) — редчайшее обстоятельство, которое немедленно наложилось на «врождённый порок» корабля: масляная система при остановке гребного вала не герметизировалась по отсекам. Поэтому буря, вырвавшаяся из баллонов воздуха сверхвысокого давления, тут же «выстрелила» горящее масло в смежный — шестой — отсек, где мичман Колотилин принял огнемётную струю за выброс гидравлики. Впрочем, ошибка эта не имела для него уже никакого значения…

Можно ли было избежать этого «врождённого порока»?

Недавний командир стратегического ракетного подводного атомохода капитан 1-го ранга Э. Рыбаков рассказывал, как после первых выходов нового корабля в море он и его коллеги составили объёмистый список замечаний по обнаруженным недостаткам различных систем с предложениями по улучшению их на строящихся лодках этой серии. Список передали в ведущее КБ. И что же? Ничего не изменилось. Ответ по своему смыслу сводился к удручающей сентенции: «Берите то, что есть». Диктат судостроительной монополии здесь столь же вредоносен, как и диктат всех остальных безальтернативных фирм.

Из всех человеческих страхов самый острый — страх удушья. Без еды человек может жить неделями, без воды — сутками, без тепла — часами, без глотка воздуха не проживёт и пяти минут.

Отсек подводной лодки помимо всего прочего — это резервуар для дыхания, где один дышит тем, что выдыхает другой, где общие вдохи и выдохи мешаются, как струйки пота на плечах, налёгших на аварийный брус. Воздух здесь один на всех, как вино в братине. Отмерен он скупо, и в любую секунду — полыхни пламя — в горло хлынет раздирающий лёгкие ядовитый дым. Неспроста каждый из экипажа, от командира до кока, не расстаётся в отсеках с пластиковым футляром на боку, куда упрятаны дыхательная маска и регенеративный патрон. Запаса кислорода в ПДУ — так называется персональное дыхательное устройство — хватает лишь на первые минуты пожара, чтобы успеть включить систему тушения, добежать, найти и надеть индивидуальный дыхательный аппарат. И так все долгие месяцы плавания: оранжевый футляр ПДУ всегда под рукой, как фляжка с водой у солдата на поясе…

В странах с мало-мальски развитым подводным флотом к морякам глубин всегда относились с особым уважением. И даже вставали в присутственных местах при виде человека в форме подводника. И только в нашей стране, мир для которой зиждется на чёрных спинах атомарин, к жертвенному и весьма немногочисленному племени подводников привыкли настолько, что уже не о почестях речь, а о самом необходимом — крыше над головой…

Первым заметил беду, как ему и положено, вахтенный механик. В то утро им был командир дивизиона живучести капитан 3-го ранга Вячеслав Юдин. В 11.00 по распорядку дня был объявлен подъём для первой боевой смены, третья готовилась к обеду. Только что вахтенный офицер капитан-лейтенант Верезгов принял доклады из отсеков. Гортанный кавказский голос доложил из кормы:

— Седьмой осмотрен. Сопротивление изоляции и газовый состав воздуха в норме. Замечаний нет.

Это были последние слова старшего матроса Нодари Бухникашвили. По всей вероятности, он погиб сразу же, как только вспыхнул объёмный пожар. Даже не успел дотянуться до рычажка «лиственницы» — микрофона межотсечной связи. В необитаемом седьмом отсеке он был один. Он один лишь видел, что полыхнуло и как… Нодари Отариевич Бухникашвили, командир отделения машинистов трюмных, специалист 1-го класса… Черноусый худощавый парень родом из Гагры. Он не был пляжным мальчиком, каких немало в курортном городе. Металлист, но не из «хэви метал». Руки его, привыкшие к тяжёлому металлу слесарных инструментов, умели нежно держать гитару. Она осталась в каюте второго отсека вместе с «дембельным альбомом», для обложки которого Нодари вытачивал из плекса белого медведя на льдине и цифры «1986–1989» — годы службы на флоте.

11.03. На пульте вахтенного механика выпал сигнал: «Температура в 7-м отсеке больше 70°». Юдин немедленно доложил командиру.

— Аварийная тревога!

Торопливый клёкот ревуна взметнул всех, кто ещё просыпался. Звонки и ревуны на боевой службе подаются лишь в крайних случаях. Учебные тревоги, чтобы не нарушать звукомаскировку всегда скрытного плавания, объявляются лишь голосом.