Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля

«Разве не приходят народы [кроме] Израиля с четырех сторон в Иерусалим — еженедельно, ежемесячно и ежегодно, чтобы почитать бога. Что с вами, братья израильтяне, почему вы не следуете укладу народов мира, приходящих [сюда], и не молитесь, как написано, и по закону народов, что вокруг вас, не поступаете?» [300]

В эту эпоху никто не мешал евреям посещать Иерусалим или даже селиться в нем — будь на то их желание. Представляется, что теория, пытающаяся приписать раввинистическим евреям ощущение «права собственности» на Эрец Исраэль, заключает в себе изрядный анахронизм. По существу, она переносит копию современного сионистского «чувства владения» в духовный мир традиционного еврейства, тяга которого к территориальному пространству всегда имела яркий досовременный и аполитический ментальный характер.

Следует признать, что нам в точности неизвестно, почему совершенно прекратились еврейские паломничества и почему они начали понемногу возобновляться в довольно поздние времена. Мы можем лишь выдвинуть несколько предположений. Следует помнить, что паломничество жителей Иудеи и прозелитов в эпоху, предшествовавшую разрушению Храма, имело своим назначением не знакомство со «святыми местами» страны, а исключительно ритуальное посещение Иерусалима, причем строго в установленные Торой дни года. Таким образом, это паломничество не было индивидуальным! Разрушение Храма и большей части города в ходе (и при подавлении) больших мессианских восстаний сделало невозможной старую ритуальную практику и, как уже отмечалось, существенным образом изменило характер иудейского религиозного учения. Реальный Иерусалим отступил на задний план религиозного сознания; небесный Иерусалим оперился и занял центральное место в иудейском воображении.

Вполне возможно, что перспектива встретить в Святой земле христианских и мусульманских прозелитов, совсем недавно оставивших иудаизм, серьезно смущала тех, кто продолжал придерживаться религии Моисея. Следует помнить, что хотя христианизация палестинских иудеев в эпоху, предшествующую мусульманскому завоеванию, была относительно скромной по масштабам, стартовавший в начале VII века процесс их перехода в мусульманство, поначалу медленный и не вполне осознанный, стал со временем, судя по всему, массовым и всеохватывающим. Должно было пройти немалое историческое время, чтобы массовая перемена религии большей частью простого народа, происшедшая в ходе жизни всего нескольких поколений, стерлась в памяти, с тем чтобы можно было снова путешествовать по Святой земле, не сталкиваясь с массами вероотступников и их непосредственных потомков. Не исключено, что эти люди вдобавок могли попытаться убедить еврейских путешественников перенять веру и ритуалы победоносных завоевателей.

Не следует также забывать, что для одинокого еврейского паломника путешествие из Европы в Эрец Исраэль было весьма затруднительным из-за опасения нарушить многочисленные галахические установления. Насколько нам известно, на пути паломников не было постоялых дворов или даже станций, предназначенных для евреев. Следовало принять в расчет не только возможное нарушение субботних запретов вследствие продолжительного передвижения по недостаточно знакомым местам, но и невозможность молиться в «миньяне» [301], а также серьезные трудности, связанные с соблюдением «кашрута» (иудейских пищевых запретов). Все это, по-видимому, серьезно мешало европейскому еврею отправиться в такую длинную и опасную поездку [302]. Попросту, направив свои стопы в Святую землю, приверженный галахическим нюансам еврей непременно должен был заметно смягчить степень своего практического фанатизма.

Но даже если «институт» еврейского паломничества и являлся в значительной степени поздней реакцией на аналогичный христианский «институт», его масштабы были неизмеримо меньшими. Едва ли вообще можно назвать еврейское паломничество организованным и систематическим. В ходе почти семисотлетнего периода — с начала XII века по конец XVIII — число еврейских паломников было незначительным в сравнении с десятками тысяч паломников-христиан. Разумеется, евреев в мире намного меньше, чем христиан; тем не менее не может не изумлять, что «страна Израиля» не стала объектом заметного притяжения для «истинных сынов Израиля». Невзирая на многолетние усилия сионистских историографов, собравших и опубликовавших все, даже самые ничтожные данные, касающиеся «практической связи» евреев с их «родиной», фактический «урожай» оказался катастрофически бедным.

Согласно имеющейся в нашем распоряжении на текущий момент информации, поэт и философ Йехуда а-Леви был первым «зарегистрированным» еврейским лицом, отправившимся в Эрец Исраэль; это произошло в 1140 году. Судя по всему, ему не удалось до нее добраться, и он умер в пути. Когда семья Маймонида в 1165 году покинула Марокко и прибыла в Акко, молодой философ посетил Иерусалим и Хеврон. Как известно, он не счел нужным побывать здесь еще раз после того, как его семья [303]перебралась в соседний Египет. Вторая половина XII века оставила еще одно интересное свидетельство: Яаков бен Нетаниэль прибыл в Палестину из Прованса и оставил после себя путевые заметки. Сохранилось также короткое сочинение «Могилы отцов», написанное безымянным еврейским автором, приехавшим в Святую землю, скорее всего, из соседнего Дамаска.

Поучительно, что два наиболее известных еврейских визитера, посетивших в упомянутом столетии Палестину и детально ее описавших, вовсе не были паломниками. Биньямин из испанского города Тудела (Tudela) и Петахия из германского Регенсбурга (Regensburg) являлись путешественниками-исследователями, оставившими родные места ради изучения иудейских общин известного им мира. Разумеется, в рамках этих изысканий они попали и в Святую землю. С научной, географической и антропологической точки зрения их свидетельства, написанные на иврите, незаменимы [304]. Оставленные ими красочные описания жизни евреев в самых различных регионах, от Франции до хазарского Крыма, чрезвычайно увлекательны. Однако как раз их повествования ясно демонстрируют, насколько малую роль играла Эрец Исраэль в духовной жизни евреев того времени.

Оба этих отважных путешественника интересовались людьми гораздо больше, чем местностями. Святые места и могилы их, несомненно, занимали, однако обычаи и религиозные практики еврейских общин удостоились гораздо более нетривиальных замечаний. Биньямин и Петахия были замечательными представителями средневекового еврейского интеллектуального мира, прежде всего его наиболее любознательного и открытого крыла. Разумеется, далеко не все, что они рассказывают, верно и точно. Многие явления воспринимаются ими через призму мифов и чудесных историй, с которыми они познакомились задолго до своих странствий [305]; часть передаваемой ими информации получена из вторых рук и не подверглась личной проверке. Однако и в таких случаях налицо удивительные по качеству сообщения.