Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля

Для создания первого поселения на Западном берегу потребовалась тяжелая мифологическая артиллерия: культ могил, миф об украденной земле и память о национальном унижении. Уже в сентябре 1967 года появился на свет Кфар Эцион — на развалинах одноименного поселения, эвакуированного и разрушенного в ходе войны 1948 года. Затем тот же прием был повторен с поселением Кфар Даром в секторе Газы. Примерно той же логикой руководствовались и лидеры группы, захватившей гостиницу в Хевроне и объявившей о своем намерении возродить старый еврейский квартал, тяжело пострадавший в 1929 году и вынужденно эвакуированный в 1936-м [607]. Однако если первое поселение (Кфар Эцион) было создано рядом со старой границей (линией прекращения огня 1949 года) и потому немедленно получило полную правительственную поддержку, в последнем случае речь шла о внедрении внутрь арабского города, в самое сердце плотного палестинского населения. Это оказалась гораздо более сложная ситуация, ставшая важным поворотным пунктом в истории израильско-палестинского конфликта.

Оглядываясь назад, естественно указать на три важнейших момента в долгой истории оккупации и поселенческой колонизации — моменты, которые, по-видимому, стали решающими для нынешних судеб Израиля и его соседей в регионе. Первый момент — односторонняя аннексия Восточного Иерусалима и его окрестностей, произведенная без учета мнений и желаний его коренных жителей и, главное, без того, чтобы им было предоставлено полное израильское гражданство. На деле город так и не был объединен; он может быть назван «единым», лишь если забыть о населяющих его людских коллективах и говорить исключительно о камнях, земле, зданиях [608]и могилах. Это странное «воссоединение», поддержанное в свое время даже такими выдающимися и убежденными сторонниками мира, как Ури Авнери [609], было, по сути, блестящей победой мифологии над исторической логикой, «священной земли» над демократическими принципами.

Два других исторических момента связаны, причем совсем не случайно, с городом «гробниц» [610]Хевроном. Когда в пасхальные праздники 1968 года группа новых израильских «первопроходцев» ворвалась в Хеврон, умеренный в своих планах и действиях [тогдашний] премьер-министр Леви Эшколь намеревался выпроводить их оттуда. Однако огнедышащий миф, дышавший ему в спину, и нарастающее общественное давление — из которого Игаль Алон и Моше Даян талантливо и цинично выковывали личный политический капитал — вынудили Эшколя согласиться на компромисс и одобрить строительство поселения Кирьят-Арба в непосредственной близости к арабскому городу [611]. Это решение прорвало плотину; Израиль начал неторопливо, но чрезвычайно последовательно «выходить из берегов».

Третий поворотный момент, предопределивший развитие всего поселенческого предприятия, наступил в 1994 году, сразу после бойни, устроенный израильско-американским врачом Барухом Гольдштейном (расстрелявшим из автомата 29 безоружных палестинцев, молившихся в мечети, занимающей часть «гробницы патриархов»). Глубочайшее общественное потрясение предоставило премьер-министру Ицхаку Рабину прекрасную возможность эвакуировать поселенцев из Хеврона, а может быть, и из Кирьят-Арбы. Такая эвакуация могла изменить ставшую привычной тенденцию постоянного роста поселений, освободить Израиль от бессмысленной оккупации Западного берега или хотя бы какой-то его части и существенно укрепить заинтересованные в мирном урегулировании круги палестинского общества. Однако миф о «земле праотцев» и страх перед общественными протестами опять вынудили склонявшегося к умеренности политического лидера опустить руки. Не следует забывать о том, что этот лауреат Нобелевской премии мира до последнего дня поддерживал создание и укрепление «оборонных» поселений; в период его пребывания у власти строительство в поселениях на Западном берегу продолжалось более или менее обычным образом. Ицхак Рабин был убит в 1995 году, невзирая на то что не решился эвакуировать ни одно, даже самое проблемное поселение [612].

Рабочая партия (в ее различных реинкарнациях), впервые потерявшая власть в Израиле в 1977 году, с трудом возвратившая ее в 1992 году, вновь потерявшая в 1996-м и вернувшая в 1999-м [613], вела себя по отношению к поселенческому предприятию на Западном берегу как корова, умоляющая, чтобы ее подоили. Она не только не лягала доярку, нередко использовавшую незаконные методы и средства, но и вручала ей, в конечном счете, все, чем располагала, с воодушевлением и с любовью. Согласно плану, разработанному «умеренным» левым правительством (плану Игаля Алона), следовало строить лишь «позитивные» поселения, то есть поселения, имеющие оборонную ценность, расположенные в основном в малонаселенных районах, прежде всего в «расширенной» долине Иордана, а также (ровно обратное!) новые плотные еврейские кварталы вокруг Восточного (арабского) Иерусалима, которые навсегда свяжут его с Западным.

Настоящая беда состояла в том, что деятельное и динамичное меньшинство влилось в это колониальное предприятие и увлекло за собой вечно колеблющиеся власти. Мы видели в начале этой главы, что небольшая национально-религиозная группа, присоединившаяся в 1897 году к сионистскому движению, не сомневалась в безграничной мощи бога и принципиальной слабости верующего в него еврея. Однако каждый очередной этап захвата земли усиливал ее святость и одновременно — ее значение в глазах верующих националистов. Замена абсолютной центральности бога сверхцентральностью земли, отказ от пассивного ожидания мессии в пользу активной земной деятельности, приближающей его приход, «пульсировали» в этих кругах задолго до 1967 года, однако они оставались маргинальными и отнюдь не господствовали в национально-религиозной политике. После военной победы они очень быстро завоевали партийные структуры внутри правящего политического лагеря [614].

Уже в Кфар Эцион в 1967 году и в еще большей степени — в Хевроне в 1968 году вскрылось существование авангарда совершенно нового сорта, начавшего навязывать сионистскому государству собственные взгляды на поселенческую политику и, главное, на ее темпы. Выпускники религиозных средних школ и националистических ешив, остававшиеся до сих пор на обочине израильской культуры, неожиданно стали героями дня. Если с самого начала XX века до конца 60-х годов поселенцами становились в основном секулярные социалисты-сионисты, с этого момента наиболее динамичная часть «завоевателей земель» куталась в талит [615]и носила на голове вязаную ермолку [616], нередко вышитую в национальном духе. Они заодно ненавидели и презирали «пацифистов-гуманистов», ставивших под сомнение божественное обетование страны, — примерно в той же степени, в какой их религиозные предки питали отвращение к современной национальной идее, сделавшей землю центром нового культа. Так родилось (в 1974 году) пионерское движение «Гуш эмуним» («Блок верующих»), благодаря которому поселенческая деятельность существенно расширилась и приобрела иной демографический размах.