Ленни Бреннер - Сионизм в век диктаторов

который могли бы дать евреи, было бы новое усилие в строительстве Палестины. Как «страшно» заявление президента конгресса должно было прозвучать в ушах господ Гитлера, Штрейхера и Геббельса!» 42

Неофициальная сионистская пресса в Англии разделяла ширящееся мнение общественности, что война с Гитлером неизбежна, и она не могла понять, почему на конгрессе никто серьезно не говорит о нацизме. Корреспондент журнала характеризовал работу конгресса ка «странную депрессию:

«Наша повестка дня более подходит для правления директоров компании с ограниченной ответственностью, чем для национального конклава, у которого в руках судьба нации» 43.

Даже «Джуиш кроникл», постоянно служащая рупором еврейского истэблишмента, жаловалась в том же духе: «Заседания почти такие же скучные, ка, к и прения о министерстве

Колоний в палате общин в пятницу утром» 44. Газета была вынуждена осудить решение о «Хааваре»:

«Загадочное зрелище для всего мира, чьи симпатии

мы хотим завоевать, и удручающее для евреев, для

которых бойкот является одним из немногих орудий,

подходящих для них, и которые теперь видят, что их

покинуло Движение, на каковое они имеют больше

всех прав претендовать как на союзника в их борьбе» 45.

В Америке выступления против «Хаавары» были особенно массовыми в профсоюзах швейной промышленности, в которой работают сотни тысяч еврейских рабочих. Большинство руководителей еврейских рабочих всегда смотрели на сионизм с презрением. Многие из них были выходцами из

России и знали о роковой встрече Герцля с Плеве и о том,

как их старый враг Зубатов поддерживал сионистов «Поалей» против Бунда. Поскольку речь шла о них, «Хаавара»

была просто воплощением сионизма, вернувшегося к своим старым проделкам, и в декабре 1935 г. Барух Чарни Владек, председатель Комитета еврейских рабочих и сам бывший член Бунда в Польше, выступил в дискуссии с Бердом

Локкером, руководителем организационного отдела палестинского «Поалей Циона», перед огромной толпой в Нью-Йорке.

Локкер был вынужден занять оборонительную позицию, настаивая на том, что соглашение было выгодно только германским евреям. Кроме того, утверждал он, они доставили бы грузы в страну самостоятельно, если бы не было никакого договора. Ведь не будь пакта, говорил он, положение в этом отношении было бы гораздо хуже: «Палестина изображалась как свершившийся факт… Соглашение о трансферте предотвращает наплыв в страну германских товаров, поскольку товары поступают по мере того, как в них имеется потребность» 46.

Владека не могла смутить явная уловка Локкера, и он продолжал наступление. В Нью-Йорке местные «лейбористысионисты» одновременно поддерживали бойкот в Соединенных Штатах, извиняясь в то же время за «Хаавару» в Палестине, и старые бундовцы высмеивали их попытку вести двойную игру:

«Вы можете спорить с сегодняшнего дня до дня Страшного суда, но это двойная бухгалтерия самого вопиющего рода. Никто, кроме евреев Палестины, не сможет сорвать бойкот! И только ВСО может договориваться с Германией!.. Я утверждаю, что главная цель трансферта заключается не в том, чтобы вызволить евреев из Германии, а в том, чтобы усилить различные организации в Палестине… Палестина, таким образом, становится официальным штрейкбрехером, срывающим бойкот германских товаров на Ближнем Востоке… Когда впервые стала известна новость о соглашении трансферта… Берл Локкер заявил: «Ни одна сионистская организация не имеет ни малейшей связи с трансфертом…» Из этого я могу сделать только один вывод: соглашение о трансферте — это пятно на евреях и на всем мире» 47.

Если большинство евреев возражало против «Хаавары» как предательства, был по крайней мере один человек, кто хотел, чтобы была зафиксирована жалоба на то, что Вейцман и его друзья пошли недостаточно далеко. Густав Кроянкер, чьи взгляды на нацистов рассмотрены в главе 3, был одним из руководителей Ассоциации германских иммигрантов в Палестине, и в 1936 г. ассоциация опубликовала брошюру «Трансферт: важнейший вопрос сионистского движения». Он сводил деятельность сионизма к политическому расчету, и был более чем готов сделать логические выводы, уже присущие сионистско-нацистскому пакту. Он утверждал, что ясно понимает нацизм и возможности, которые он открывает для сионизма, как представлял их себе сам Герцль:

«Сделанный им анализ ситуации был свободен от пустого недоброжелательства; он видел два политических фактора — организацию еврейского народа, с одной стороны, и соответствующие страны — с другой.

Они должны были стать участниками пакта».

Кроянкер ругал руководство за то, что у него не хватило мужества официально одобрить деятельность «Хаавары» еще в 1933 г. Для него это была лишь капитуляция перед тем,

что он считал «психологией диаспоры». Он хотел, чтобы оно пошло гораздо дальше:

«Сионистское движение должно было бы постараться… повлиять на германское правительство в том направлении, чтобы оно пошло на заключение достойного государственных деятелей договора, а затем, сделав соответствующие выводы из обстановки, попыталось извлечь максимальную выгоду в сионистском смысле».

Он утверждал, что следующий необходимый шаг состоял в том, чтобы помочь нацистам сорвать бойкот в самой Европе путем расширения сферы действия «Хаавары». Германия «могла бы даже быть готовой заключить соглашения,—

если мы… будем готовы распространить систему «Хаавары» на другие страны» 48. Но руководители ВСО не нуждались в такой подсказке Кроянкера. Он не знал, что тайно они уже решили поступить именно так, и в марте 1936 г. переговоры

Зигфрида Мозеса наконец привели к созданию в Лондоне банка Международного торгового и инвестиционного агентства для организации сбыта германских изделий прямо в самой Англии 49. Нацистам пришлось удовольствоваться приятной констатацией дальнейшей деморализации сил бойкота,

/поскольку опасение враждебности евреев и других стран вообще по отношению к штрейкбрехерству, срывающему бойкот, исключало возможность, что банк пойдет настолько далеко, чтобы осуществить передачу английской валюты непосредственно в руки немцев. Поэтому товары покупались в

Германии на марки, и их стоимость записывалась в кредит еврейских капиталистов, которым был необходим взнос в размере 1000 фунтов, требующийся для покрытия въезда иммигрантов в Палестину сверх квоты. Сионистско-нацистские торговые отношения продолжали развиваться и в других сферах. В 1937 г. 200 тыс. ящиков «золотых апельсинов»

были переправлены в Германию и еще 1,5 млн. — в Нидерланды на кораблях, плававших под флагом со свастикой 50.

Даже после «хрустальной ночи» 11 ноября 1938 г. — ужасной ночи разбитого стекла, когда нацисты спустили с цепи коричневорубашечников для разгрома еврейских магазинов, — управляющий акционерным банком «Хаавары» Вернер Фельхенфельд продолжал предлагать по сниженным тарифам фрахт желающим использовать нацистские суда. Его единственная забота заключалась в том, чтобы успокоить щепетильных, что «конкуренции с английскими судами не возникнет, так как это соглашение о трансферте действительно только для перевозки цитрусовых в голландские и бельгийские порты, причем специально оговорено, что английские порты исключаются» 51.