Анатолий Уткин - Первая Мировая война

Один за другим немецкие писатели говорят об огромном воздействии на них русской литературы и России в целом. Томас Манн писал в 1917 году: "Разве не сходны отношения русских и немцев к Европе, западной цивилизации и политике?"

Менее восторженные умы — немецкие политики — тоже призывали положиться на Россию. Россия спасла Германию в борьбе с Наполеоном. В 1813 году Берлин самым теплым образом — как освободителей — встречал российские войска. Прусский король Фридрих-Вильгельм IV считал, что "союз с Россией — наше последнее убежище". По поводу смерти царя Николая I берлинская пресса писала: "Умер наш император". Бисмарк рассматривал Россию как естественную союзницу Германии. Переписка Николая II и Вильгельма II поражает теплотой и сердечностью. Среди правых в Германии влиятельные газеты просто перепечатывали материалы из русского "Нового времени". Для Шпенглера Россия — единственная страна с будущим. А среди русских левых преклонение перед германской социал-демократией было настолько очевидным, что не нуждается в детальной аргументации. Германская социальная мысль попросту питала революционную Россию, русские последователи германских учений ждали из страны Маркса и Каутского наиболее значимых советов и, подчас, прямого руководства. В апреле 1917 года Ленин пишет, что германский пролетариат является "самым верным и надежным союзником русской и международной пролетарской революции". В период польской агрессии Ленин писал, что даже самые черные реакционеры и монархисты в Германии ждут спасения только от Красной Армии.

В российской Академии Наук уважение перед немецкой наукой было непререкаемым. Лучшим зарубежным образованием стало для многих русских пребывание в немецких университетах. Славянофил Самарин признает, что "для каждого русского, который учился там, Германия была также своеобразной родиной, долго питавшей его своим молоком". Из Германии русские везли всегда и прежде всего идеи . Германские ученые заложили основы естественных наук в России, достигшие впоследствии такого блеска. Институт психоанализа открыли в Москве раньше, чем в Берлине. Немецких философов и писателей почитали в России больше, чем на родине. Гегель определил русскую философскую традицию, а Шиллер более чем кто-либо другой повлиял на начальный этап золотого века русской литературы. Пушкин, желая создать привлекательный романтический образ Ленского, подчеркивает, что был он скорее немцем, чем русским, образование получил под небом Шиллера и был поклонником Канта, привезя из Германии плоды учености, мечты о свободе, бурный и мятущийся дух. Вышеупомянутый Бакунин (как и достаточно откровенный в своей неприязни к немцам Герцен) испытали в критический период своего формирования немецкое влияние. Эго — на левом фланге среди думающих русских. На правом же фланге Победоносцев никогда не расставался с томиком Гёте.

Эта взаимная теплота была бесценна для нуждающейся в организации своих сил России. Но и для Германии прикрытие русским щитом было единственной гарантией подъема во всех сферах. И не случайно, что обе стороны еще попытаются восстановить прерванные связи в Рапалло (1922), Москве (1939), Ставрополе (1989). Обе стороны на самом тяжелом опыте ощутили цену взаимного отчуждения. Не зря влиятельная школа германских историков полагает, что день, когда был допущен распад союза с Россией, был определяющим в судьбе Германии. Он был роковым и для России.

Однажды английский автор Б. Лиддел Гарт написал, что "подлинной задачей историка является дистилляция опыта как медицинского предупреждения будущим поколениям, а не дистиллированно самого лекарства. Выполнив свою задачу в пределах своих способностей и честности, он достигнет своей цели. Но он будет бесшабашным оптимистом, если поверит, что следующее поколение обеспокоит себя обращением к его предупреждению. История учит историка по крайней мере этому уроку" {11} 11 Captain Liddel Hart B. H. The real war. 1914-1918 Boston, 1920, p. 304. .

История свидетельствует, как трудно извлекать пользу из горького опыта. Довольно неожиданно окунувшись в гласность, мы рискуем дойти до презрения к любому опыту, до агностицизма. Но кроме размышлений о прошлом у нас нет другого учебника. И если мы сумеем осмыслить удивительный и трагический опыт нашего отторжения от Европы, нашего уникального изоляционизма (начавшегося с траншей 1914 года), нам будет легче извлечь уроки и построить жизненно важную систему взаимоотношений с бурно меняющимся миром, все треволнения которого мы должны встретить в составе великой Европы, нашей матери во всех мыслимых смыслах.

Складывается впечатление, что начало эры несчастий России лежит в неверном дипломатическом выборе, предполагавшем союз с Францией и противостояние Германии. Порочными были изначальные посылки. Ныне, в конце века, напрашивается вывод, что России нужен был союз с обеими странами: с Францией (который гарантировал от германской экспансии в Европе), но и с Германией, лидером европейского экономического развития. Россия нуждалась в германской технологии, в германских капиталах и в германских специалистах, в инженерах и организаторах, которых сегодня мы назвали бы менеджерами. Дипломатическое замыкание России на Запад в пику Германии делало ее заложницей неконтролируемых со политических процессов. Россия, по существу отдала свою судьбу в чужие руки

Планам сближения России с Западом не суждено было сбыться. Потерпев серию военных поражений, потеряв внутреннее равновесие, Россия заключила Брест-Литовский мирный договор — она вышла из своего союза с Западом. Прежние союзники, боясь победы Германии, предприняли против нее интервенцию, усугубившую братоубийственную борьбу русских. В результате тяга двух предшествующих столетий к сближению с Западом иссякла, вперед в России вышли носители иных представлений о характере прогресса российского общества и об отношении России к западной цивилизации.

Современная история России началась в 1914 году. Многое из того, что происходит сейчас в развитии нашего государства, — попытка (по возможности, менее болезненного) сращивания с европейскими тканями, отторгнутыми в 1914-1920 годах. Первая мировая война открыла новый пласт нашей национальной истории, создала предпосылки революции, гражданской войны, построения социализма и многих десятилетий разобщения с Европой. Эта война служит водоразделом между преимущественно эволюционным, упорядоченным развитием и, с другой стороны, спазматической — со взлетами и падениями революцией нашей страны. Наш век прошел под знаком внутриевропейского противостояния, фактической европейской гражданской войны между 1914 и 1991 годами с ее долговременным эпилогом в виде "холодной войны", угасшей на наших глазах лишь в последние годы.