Владимир ЕГОРОВ - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было

Как бы то ни было, в конечном счете автор «Задонщины» выбрал в качестве главного героя своего произведения Дмитрия Ивановича Московского. Помимо прочего такой выбор облегчал поиск замены другому герою СПИ, Буй-тур Всеволоду, на чью роль сам собой напрашивался Владимир Серпуховской. Правда, в отличие от Всеволода Владимир приходился главному герою не родным, а двоюродным братом, но нашему ли автору, поэту в душе, обращать внимание на такие мелочи? В «Задонщине» Владимир Серпуховской сразу превратился в брата Дмитрия Ивановича даже невзирая на разные отчества: «Стародавние дела и жалость Русской земли описал я по книжным сказаньям, а далее опишу жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу, и брату его [выделено мной. – В.Е. ] , князю Владимиру Андреевичу» .

И далее по тексту «Задонщины» Дмитрий обращается к Владимиру исключительно по-братски: «И сказал князь великий Дмитрий Иванович: « Брат [выделено мной. – В.Е. ] , князь Владимир Андреевич, пойдем туда, прославим жизнь свою, удивим земли, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили! Испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую!»» . Тем же отвечает Дмитрию благодарный Владимир. А как же иначе, все как в СПИ.

Стоит обратить внимание на то, что в «Задонщине» пара «братьев», Дмитрий Московский и Владимир Серпуховской, дублируется другой парой, на сей раз настоящих (или сводных) братьев, Андреем и Дмитрием Ольгердовичами. Не исключено, что вторая пара – некий «реликт» более ранних версий «Задонщины», в которых в качестве главного героя мог выступать Ольгерд Литовский. Кстати, эти ранние версии творения вполне могли родиться в голове будущего автора «Задонщины», тогда еще боярина, и спеты на княжеских пирах при жизни Ольгерда задолго до Куликовской и Вожской битв. Но не пропадать же добру, и всплывшие в памяти инока Софония старые «наработки» брянского боярина тоже нашли свое место в письменно зафиксированном тексте.

С противником Дмитрия Ивановича ситуация была потруднее: все-таки реальный прототип по реальной Вожской битве – какой-то мурза Бегич – это мелковато, ведь герою СПИ противостояли половецкие ханы. Великому же князю, по задумке, должен был противостоять не просто хан, а великий хан. Проблему автор «Задонщины» решил, не мудрствуя лукаво, небольшим творческим преувеличением, в результате которого противник Дмитрия Ивановича на Воже тоже вырос до ранга самого главного хана.

Оставалось только дать ему имя. А среди быстро сменяющихся в тогдашней «ордынской замятие» верховных правителей, чьи имена едва успевали царапнуть скрижали истории, но вряд ли долетали до рязанских монашеских келий, единственным великим ханом, хорошо знакомым автору «Задонщины» и достойным стать супостатом главному герою, был Мамай. Или, конечно, Тохтамыш, если «Задонщина» писалась после 1382 года. Но, во-первых, хотя завершил свой труд в письменной форме Софоний около 1383 года, работа над ним, включая формирование сюжета и определение основных действующих лиц, началась вероятно много раньше. Во-вторых, вряд ли у Софония, да и у кого угодно, хватило бы наглости превратить Дмитрия Ивановича, трусливо отсиживавшегося в Костроме, когда ордынцы жгли Москву, в победителя Тохтамыша.

Проблемным был и выбор места битвы. Казалось бы, чем плоха Вожа: течет на рязанских просторах, приток река Меча у нее есть, да не за полсотни километров, как на Куликовом поле, а тут же, рядом с Рязанью, к тому же как раз между городами Щуровом с Михайловом? Да вот беда – герою «Задонщины», деваться некуда, вслед за прототипом СПИ всенепременно надо было снарядиться в дальний поход похлебать шлемом донской водицы. А Дон для брянцев-рязанцев конца XIV века – река совершенно неведомая. В те времена мало-мальски им были известны только самые верховья Дона, в недалеком прошлом, до Батыева разорения, окраинные северские земли, после оного отошедшие Брянскому княжеству, но временами частично прихватываемые Рязанью, а во времена написания «Задонщины» бесхозные, однако примыкавшие к самому западному из удельных рязанских Пронскому и самому южному из удельных брянских Новосильскому княжествам. Вот и пришлось послать великого князя Московского топать к единственной известной автору «Задонщины» переправе через Дон у устья Непрядвы, которой, вполне возможно, этот самый автор лично воспользовался во время своего поспешного бегства с Брянщины на Рязанщину.

Конечно, мы не знаем, имели ли место только что описанные гипотетические события на самом деле. Важно другое. Так или иначе где-то, судя по всему, в районе 1383 года могла появиться первая письменная запись «Слова о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его, князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая». Может быть, называлась она тогда по-другому, может быть, текст ее существенно отличался от того, что мы сегодня называем «Задонщиной». Скорее всего, еще до первой письменной фиксации будущая «Задонщина» где-то как-то циркулировала в различных устных интерпретациях. Но широкую известность она приобрела именно как письменное произведение, которое многократно копировалась и переписывалось, из-за чего возникли многочисленные его «редакции», причем некоторые переписчики-редакторы, как было принято в те времена, не стеснялись корректировать его содержание. В частности, в стенах Кирилло-Белозерского монастыря «Задонщина» щедро пополнилась белозерскими князьями, которые стали играть чуть ли не ведущую роль в Мамаевом побоище. А московская редакция, отличить которую несложно по всенепременному сопровождению всех упоминаний Дмитрия Ивановича полным титулом великого князя, получила типично былинный зачин с великокняжеским пиром.

Вот так на пустом месте был заложен былинно-фольклорный фундамент будущего мифа. Затем отстраивать его на этом фундаменте принялись агиографы и летописцы. Причем не надо забывать, что жития в те времена считались историческими документами наравне с летописями, а авторы агиографий и житий, начиная еще с преподобного Нестора, соответственно числились летописцами.

Творению рязанского монаха Софония, в прошлом брянского боярина, повезло. Будучи положено на пергамен, оно довольно быстро приобрело популярность, стало, если можно так выразиться, бестселлером своего времени. «Задонщина» активно переписывалась и распространялась вероятно по всей Руси, о чем можно судить по количеству дошедших до нашего времени списков и «редакций». Особенно, надо полагать, популярной и востребованной она стала в столичных кругах, где грамотные читатели, с пиететом относившиеся к письменному слову, с немалым удивлением узнали, что их великий князь не только в пух и прах расколошматил татарского мурзу Бегича по соседству на Рязанщине, но и самому Мамаю, оказывается, умудрился вломить по первое число, да к тому же у черта на куличках в Задонье. Тут было чего пообсуждать и помусолить! Обсуждали, мусолили, привыкали. И привыкли.