Ричард Дейвенпорт-Хайнс - В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000

«Кокаин впервые появился в Каире в 1916 году, за ним последовал героин – более мощный и вызывающий более сильную эйфорию, но мы почти ничего не могли с ним поделать, когда перевозка или нелегальное хранение было простым правонарушением и наказывалось штрафом в один египетский фунт (1 фунт стерлингов и шесть пенсов) или неделей тюрьмы. Первым героин стал продавать [около 1920 года] каирский аптекарь [подданный Греции], у заведения которого по ночам стали выстраиваться дорогие кареты с седоками, дожидавшимися своей очереди. Я два раза заходил к нему и, покупая какие-то лекарства, наблюдал, как городская «золотая молодежь» свободно покупала модный наркотик. В то время инспекция аптек не входила в компетенцию полиции, а неоднократные попытки осудить популярного аптекаря, предпринятые управлением здравоохранения, стали вызывать у меня подозрение. Вскоре другие аптекари также захотели участвовать в этих прибылях. Число поставщиков и наркоманов постоянно росло. Цены в те дни были относительно низкими, укол стоил всего несколько шиллингов, и торговцы, зная свое дело, не повышали ее, пока этот порок не распространился и не захватил большое количество населения. Нам даже были известны случаи, когда наниматели платили своим работникам героином».

В 1925 году в Египте был принят новый декрет, по которому перевозка и хранение наркотиков становились уголовным преступлением. Высокий комиссар [34] Глава дипломатического представительства страны, входящей в Содружество наций. в Египте, фельдмаршал виконт Алленби (1861-1936) докладывал, что за десять лет, начиная с 1915 года, зависимость от наркотиков прочно овладела Египтом, и не только в Каире и Александрии – где она полностью захватила все классы европейцев, египтян и левантийцев – но и в провинциях. В результате декрета 1925 года цены на кокаин и героин за один год более чем удвоились. За первые девять месяцев действия декрета, количество осужденных ежемесячно возрастало в среднем на 333 процента. Вследствие этого каирская тюрьма была переполнена на 25 процентов сверх своей обычной вместимости. В 1926 году было запрещено выращивание опийного мака. Из Египта выслали 334 европейских наркоторговцев. Рассел сообщал, что в те дни «купить нелегальные наркотики было в два раза труднее, чем год назад, но все потому, что оптовые и розничные наркодельцы, которые раньше были хорошо известны и легкодоступны, сейчас либо сидели по тюрьмам, либо боялись продолжать свое дело. Однако крупные поставщики, стоящие за организацией всей торговли, невредимы и постоянно ищут новую агентуру».

Возможно, что именно запрещение опиатов и кокаина вызвало такой резкий рост потребления героина (точно так же, как случилось в США после принятия Закона о запрещении опиума в 1909 году). Не исключено, однако, что наркодилеры стали действовать более агрессивно. Какова бы ни была причина, в 1928 году Рассел понял, что в трущобах Каира возникла новая проблема. «Мы впервые услышали о внутривенных вливаниях героина и вскоре обнаружили первые жертвы». До этого времени героин или нюхали, или вводили под кожу. Больница Казр-Эль-Айни сообщила о девяти смертельных случаях от тяжелого вида малярии. Все умершие наркоманы заразились, используя одну и туже грязную иглу. Допрос больных пациентов-наркоманов показал, что все они кололись в квартале Эль-Захар – неуправляемом скопище грязных, дурно-пахнущих хибар, населенных людьми, которые делали уколы героина и получали за это деньги от наркодельцов. Наркотик готовили в грязных жестяных шприцах, которые подогревались пламенем спичек, чтобы быстрее растворить порошок. Рассел сам допрашивал «несчастных существ», задержанных в Эль-Захаре агентами Центрального разведывательного бюро по борьбе с наркотиками. Они представляли все классы общества, это были рабочие, дети мелких лавочников, возчики, ремесленники, правительственные чиновники и даже дети обеспеченных горожан. Меньшая их часть имела силы, чтобы заработать скудные средства на жизнь, остальные занимались попрошайничеством или воровством, утоляя ничтожный аппетит объедками из мусорных баков и соперничая в этом с кошками и птицами.

К 1929 году премьер-министр Египта обеспокоился ухудшением положения в стране. Рассел писал: «Мирные, счастливые деревни моего инспекторского прошлого разлагались наркотиками. Если бы ущерб ограничивался высшими и образованными слоями городского населения, не думаю, что ситуация меня взволновала, но я… подсчитал, что из четырнадцати миллионов населения полмиллиона уже стали наркоманами и все они – соль земли. Я понял, что это была достойная и нужная работа». В результате обсуждения проблемы на совете у премьер-министра, египетское правительство учредило Центральное разведывательное бюро по наркотикам и поставило во главе его Рассела. С тех пор он тесно сотрудничал с Делевинем, посылая тому конфиденциальную информацию и советуясь по поводу запутанных дел, в которые были замешаны иностранцы. Он почти не занимался раздражающим и бесполезным преследование мелких египетских торговцев, потому наркотики щедрым потоком лились из-за границы. Поскольку приоритетными являлись проблемы героина и морфина, Рассел вступил в договор с местным наркодельцом. Если тот прекратит поставлять героин и станет давать конкретную и продуктивную информацию об импортерах героина и кокаина, Рассел обещал не замечать его деятельность на черном рынке гашиша и курительного опиума.

Несомненно, что именно через этого информатора Центральное разведывательное бюро получило данные, которые позволили сделать первый серьезный арест – армянин Томас Закарян продавал героин в своей ковровой лавке. Его поставщиками были два брата: Занвел и Айзик Зелингеры, молодые беженцы из Польши, жившие в Вене. Они доставали наркотик на частной фабрике в Альштаттене, недалеко от Цюриха, которая принадлежала доктору Хефти – одаренному химику, чей талант позволил разработать новый препарат дионил. Это вещество почти не отличалось от героина, но его состав был иным ровно настолько, насколько это было необходимо для его производства и продажи, не нарушая существовавших в то время швейцарских анти-наркотических законов. С октября 1928 по февраль 1929 года братья Зелингеры закупили у Хефти 300 килограммов дионила. Центральное разведывательное бюро скоро обнаружило, что братья действовали не одни. Еще одна венская преступная организация посылала в Александрию курьеров, оплачивая им все расходы и билет первого класса на теплоходе – иногда через Триест, иногда через Геную и Неаполь. Курьеры плыли с американскими «одежными» чемоданами, которые специально изготавливал в Вене поляк Моисей Либ Видлер и в которых имелись особые потайные отделения, куда можно было заложить до двадцати килограммов героина. Тем временем, арест импортера героина, палестинца Эли Часкеса, привел в 1929 году к разоблачению банды, которую возглавлял живший в Вене палестинец, Джошуа Фридман. Проведенное в столице Австрии расследование, которое проводил критский полицейский из ЦРБН в сотрудничестве с местной полицией, закончилось арестом обеих преступных группировок. Фридмана задержали в Александрии и приговорили к пяти годам лишения свободы, но австрийские наркоперевозчики отделались лишь штрафом или несколькими днями тюрьмы. Предполагали, что за четыре года одна из венских банд отправила в Египет полтонны производных морфина. Импортеры заплатили за груз около сорока тысяч египетских фунтов, а после подмешивания других составляющих продали наркотик за один миллион египетских фунтов.