Ганс Дельбрюк - История военного искусства

Дробление первоначальных гигантских колонн пехоты поставило вновь вопрос об относительной оценке пехоты и конницы. Прежние массивные колонны не только, обороняясь, отражали рыцарей, но и опрокидывали их, атакуя. Могли ли повторить то же такие колонны, как "терции"? Липсиус твердо отметил, что у римлян редко имели место случаи, когда пехота была бы рассеяна конницей; в его же время это происходило неоднократно. Де Ля Ну считает господствующим мнение об осуществимости успешной атаки конницы на пехоту; ссылаясь, впрочем, на римлян, он приводит, между прочим, и два современных ему примера испанцев, чтобы доказать, что пехота в сомкнутом строю может удержаться против превосходной конницы. "Впрочем, - говорит он, - современную французскую пехоту до этого не следует доводить, так как она не имеет ни пик, ни дисциплины"67.

Но рейтары все шире и шире пользовались огнестрельным оружием, а с другой стороны, пикинеры комбинировались со стрелками, пропорция которых все увеличивалась; отсюда вопрос о возможности отражения пехотой кавалерийской атаки утрачивал, как это уже понимал и Липсиус, свое практическое значение, или вернее - вопрос продолжал оставаться открытым, но принял иную форму.

Вместо рыцарей народилась кавалерия; явилась возможность тактического руководства последней. Наряду с задачей рассеивать пехоту и топтать ее своими конями выдвигается и другая - парализовать способность пехоты к движению, атакуя ее с двух сторон. Об этом мы еще поговорим в дальнейшем. Авила в своей "Истории гугенотских войн" (т. XI, гл. 3) рассказывает по поводу сражения при Иври (1590 г.), что Генрих IV разделил свою кавалерию на небольшие эскадроны, дабы они могли атаковать ландскнехтов со всех сторон.

В течение первых двадцати лет открытой борьбы испанцы превосходили нидерландцев в военном отношении. Если Вильгельм Оранский и его братья набирали наемное войско, оно оказывалось разнузданным и его били в открытом поле, либо его приходилось снова распускать, так как не могли собрать денег на выплату ему жалования. Нидерландцы держались лишь тем, что укрепленные города запирали ворота перед испанцами, и если последние после тяжелой осады и овладевали многими из них и подвергали их ужасным карам, все же всеми овладеть им не удалось, и когда Альбе пришлось в заключение отступить перед маленьким городком Алькмаром, его, наконец, отозвали назад; и из сумятицы военных действий и переговоров, вмешательства Франции и вмешательства Англии возникло из восставших провинций объединение городов и областей, оказавшееся в состоянии выставить в поле регулярную армию. В 1585 г. после убийства Вильгельма Молчаливого осада Антверпена потребовала напряжения всех сил испанцев. Затем наступил 1588 г., когда они сосредоточивали все свои силы на борьбу с Великой Армадой и с Англией. Непосредственно затем кризис во Франции, после убийства Генриха III и вступления на престол еретика Генриха IV, вызвал вмешательство испано-нидерландских войск в борьбу партий во Франции. Южная часть нидерландских областей осталась, в конце концов, в руках испанцев; но северные провинции упрочивались в своей независимости и нашли теперь в лице юного Морица, сына Вильгельма Молчаливого, вождя, который сумел отлить имевшиеся военные средства в новые формы и таким путем поднять их до новых достижений.

Читатель вспомнит, как Макиавелли стремился обновить военное дело своего времени восстановлением великих античных традиций. Это ему не удалось не только на практике, но и в теории. Но мы все же должны признать его гениальность; это явствует из того, что уже два поколения спустя после его смерти военные реформы заметным образом оказываются в непосредственной связи не только с древностью, но и с его мыслями и писаниями.

В 1575 г. Вильгельм Оранский в награду за героически выдержанную осаду учредил в городе Лейдене университет, в котором собрались великие филологи того времени; между прочими находился и Юст Липсиус, выпустивший в 1589 г. в свет свое сочинение "Гражданская наука" ("Civilis doctrina"), пятая книга которого озаглавлена "О военной мудрости" ("De militari prudentia"); перейдя в 1595 г. в Лувен, Липсиус издал новую книгу "О Римском войске" ("De Militia Romana"). Оба эти сочинения носят чисто филологический характер, но все же автор, как ученик Макиавелли, не может удержаться, чтобы не бросить взгляд на современность, про которую, по его мнению, нельзя сказать, чтобы у нее была плохая дисциплина, а приходится сказать, что у нее вовсе нет ее. "Но тот, - продолжает он, - кто сумеет соединить римское военное искусство и современные войска, тот сможет покорить весь земной шар". "Рецептов дать мы не можем, но только стимул" (gustum dare potuimus, praecepta non potuimus), - добавляет Липсиус, и так оно и случилось68.

1590 г., когда Мориц, бывший до тех пор только штатгальтером Голландии и Зеландии, сделался также штатгальтером и Гелдерна, Утрехта и Оберисселя, должен считаться переломным годом в истории пехоты.

Наряду с Морицем во главе объединенных Нидерландов стоял в качестве штатгальтера Фрисланда его двоюродный брат Вильгельм Людвиг Нассауский, который, по-видимому, даже глубже Морица был захвачен идеей реформирования военного дела по образцу древних. Оказывая влияние друг на друга, оба родственных и связанных узами дружбы монарха принялись за дело. Их переписка и заметки их верных сотрудников, сохранившиеся до наших дней, дают нам возможность познакомиться с их работой69.

Классический труд, на который принцы Оранские преимущественно ссылаются, это - "Тактика императора Льва", появившаяся в 1554 г. сначала в латинском, потом и в итальянском переводе, а затем, в 1612 г., была издана и на греческом языке в Лейдене Меурзием70. В XVIII столетии вышел сначала французский, а за ним и немецкий переводы, а принц де Линь назвал это сочинение бессмертным и ставил императора Льва на один уровень с Фридрихом Великим и выше Цезаря. По существу, это - несколько систематизированные извлечения из более древних писателей, особенно из Элиана, которого, впрочем, нидерландцы изучали в подлиннике и пользовались им.

Если мы теперь вспомним, как мало философы-теоретики древности были знакомы с практикой военного дела и, в особенности, что основное изложение тактики римских манипул у Тита Ливия (VIII, 8) было построено на грубом непонимании этого безусловно невоенного историка, спутавшего до наших дней все представления, то легко возникает вопрос, возможно ли было вообще, чтобы военные люди конца XVI и начала XVII веков могли извлечь какие-либо практические и полезные указания из такой перевранной передачи? На деле это оказалось возможным. Правда, они не могли бы осуществить на практике дошедшие таким путем искусственные приемы. Однако, несмотря на все свои дефекты, эта традиция содержала все же крупные общие моменты истины; распознать их, использовать - вот в чем была задача, а Мориц и Вильгельм Людвиг оказались именно подходящими людьми. К тому же они обладали перед Макиавелли тем преимуществом, что им не приходилось создавать новой военной организации, да они к этому и не стремились, - но лишь развивать дальше уже существующую организацию, унаследованную ими. И с удивительной проницательностью они распознали в античной традиции именно то, что в их время могло быть использовано.