Роман Ключник - От Петра I до катастрофы 1917 г.

- Ну что, как ты думаешь?

- Да хорошо-то, хорошо, и видно, что ты очень умен, во только охота тебе была с таким дураком свое время терять.

Белинский бросился на диван, лицом в подушку, и закричал, смеясь, что есть мочи:

- Зарезал! Зарезал!».

Легко было Белинскому бороться с выдуманным оппонентом-дураком, а вот нарвался он на Ф.М.Достоевского и история получилась интересная. - Ф.М. Достоевский вспоминал:

«Первая повесть моя “Бедные люди” восхитила его (потом, почти год спустя, мы разошлись - от разнообразных причин, весьма, впрочем, неважных во всех отношениях); но тогда, в первые дни знакомства, привязавшись ко мне всем сердцем, он тотчас же бросился с самою простодушною торопливостью обращать меня в свою веру. Я нисколько не преувеличиваю его горячего влечения ко мне, по крайней мере в первые месяцы знакомства. Я застал его страстным социалистом, и он прямо начал со мной с атеизма…

В этот вечер мы были не одни, присутствовал один из друзей Белинского, которого он весьма уважал и во многом слушался; был тоже один молоденький, начинающий литератор, заслуживший потом известность в литературе.

- Мне даже умилительно смотреть на него, - прервал вдруг свои яростные восклицания Белинский, обращаясь к своему другу и указывая на меня, - каждый-то раз, когда я вот так помяну Христа, у него всё лицо изменяется, точно заплакать хочет… Да поверьте же, наивный вы человек, - набросился он опять на меня, - поверьте же, что ваш Христос, если бы родился в наше время, был бы самым незаметным и обыкновенным человеком; так и стушевался бы при нынешней науке и при нынешних двигателях человечества».

Это “оригинальное” предположение В. Белинского Ф.М. Достоевский попытался убедительно опровергнуть в своём знаменитом произведении “Идиот”, где он показал, как непросто нравственному человеку (князь Л. Мышкин) жить в современном безнравственном обществе. Причем, - это касалось середины 19 века, а каково было бы ему в начале 21 века?…

Ф.М. Достоевский не сразу понял большую опасность В. Белинского для российского общества:

«Действительно правда, что зарождавшийся социализм сравнивался тогда, даже некоторыми из коноводов его, с христианством и принимался лишь за поправку и улучшение последнего, сообразно веку и цивилизации. Все эти тогдашние новые идеи нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения человечества. Мы еще задолго до парижской революции 48 года были охвачены обаятельным влиянием этих идей. Я уже в 46 году был посвящен во всю правду этого грядущего “обновленного мира” и всю святость будущего коммунистического общества еще Белинским. Все эти убеждения о безнравственности самых оснований (христианских) современного общества, о безнравственности религии, семейства; о безнравственности права собственности; все эти идеи об уничтожении национальностей во имя всеобщего братства людей, о презрении к отечеству, как к тормозу во всеобщем развитии, и проч. и проч. - всё это были такие влияния, которых мы преодолеть не могли и которые захватывали, напротив, наши сердца и умы во имя какого-то великодушия.

Во всяком случае тема казалась величавою и стоявшею далеко выше уровня тогдашних господствовавших понятий - а это-то и соблазняло. Те из нас, то есть не то что из одних петрашевцев, а вообще из всех тогда зараженных, но которые отвергли впоследствии весь этот мечтательный бред радикально, весь этот мрак и ужас, готовимый человечеству в виде обновления и воскресения его, - те из нас тогда еще не знали причин болезни своей, а потому и не могли еще с нею бороться».

Но затем уже повзрослев и поумнев, Ф.М. Достоевский стал жестко сражаться с Белинским:

«Но, как социалисту, ему прежде всего следовало низложить христианство; он знал, что революция непременно должна начинать с атеизма. Ему надо было низложить ту религию, из которой вышли нравственные основания отрицаемого им общества. Семейство, собственность, нравственную ответственность личности он отрицал радикально. (Замечу, что он был тоже хорошим мужем и отцом, как и Герцен.) Без сомнения, он понимал, что, отрицая нравственную ответственность личности, он тем самым отрицает и свободу ее; но он верил всем существом своим (гораздо слепее Герцена, который, кажется, под конец усумнился), что социализм не только не разрушает свободу личности, а, напротив, восстановляет ее в неслыханном величии, но на новых и уже адамантовых основаниях…

Тут оставалась, однако, сияющая личность самого Христа, с которою всего труднее было бороться. Учение Христово он, как социалист, необходимо должен был разрушать, называть его ложным и невежественным человеколюбием, осужденным современною наукой и экономическими началами; но все-таки оставался пресветлый лик богочеловека, его нравственная недостижимость, его чудесная и чудотворная красота. Но в беспрерывном, неугасимом восторге своем Белинский не остановился даже и перед этим неодолимым препятствием, как остановился Ренан, провозгласивший в своей полной безверия книге “Vie de Jйsus”, что Христос все-таки есть идеал красоты человеческой, тип недостижимый, которому нельзя уже более повториться даже и в будущем.

„Да знаете ли вы, - взвизгивал он раз вечером (он иногда как-то взвизгивал, если очень горячился), обращаясь ко мне, - знаете ли вы, что нельзя насчитывать грехи человеку и обременять его долгами и подставными ланитами, когда общество так подло устроено, что человеку невозможно не делать злодейств, когда он экономически приведен к злодейству, и что нелепо и жестоко требовать с человека того, чего уже по законам природы не может он выполнить, если б даже хотел…“

Кругом меня были именно те люди, которые, по вере Белинского, не могли не сделать своих преступлений».

И этих опасных людей больных «болезнью Белинского» Ф.М. Достоевский показал в своих знаменитых произведения «Преступление и наказание» и «Бесы».

Как вспоминал Ф. Достоевский - Белинский был достаточно смешным «Наполеоном»: «Мы пошли вместе. Он, помню, сказал мне дорогою: «А вот как зароют меня в могилу (он знал, что у него чахотка), тогда только спохватятся и узнают, кого потеряли».

По-моему Н. Данилевский заметил, что Белинский всё-таки прогрессировал, и если бы не умер - то перевернулся бы на 180 градусов - пришел бы неизбежно к славянофильству. Но лично хорошо знающий Белинского знаток человеческих душ Ф.М. Достоевский был другого мнения:

«О, напрасно писали потом, что Белинский, если бы прожил дольше, примкнул бы к славянофильству. Никогда бы не кончил он славянофильством. Белинский, может быть, кончил бы эмиграцией, если бы прожил дольше и если бы удалось ему эмигрировать, и скитался бы теперь маленьким и восторженным старичком с прежнею теплою верой, не допускающей ни малейших сомнений, где-нибудь по конгрессам Германии и Швейцарии или примкнул бы адъютантом к какой-нибудь немецкой m-me Гёгг, на побегушках по какому-нибудь женскому вопросу».