Игорь Дьяконов - Архаические мифы Востока и Запада

Фаллический характер Улликумми вряд ли может быть подвергнут сомнению, но он никак не связан с плодородием. Улликумми — скорее principium volens слепой, неуправляемой страсти, скорее судьбы, чем любви и плодородия.

Греческая космогония по Гесиоду («Теогония») кажется много конспективнее хурритской. В начале ее — Хаос и Земля (Гея) и стихийный, безличный Эрос; они создают Урана («Небо» ≈ Ану хурритов), Горы и Понт (Океан); Уран, возлежа на Гее, [244]порождает старшее поколение богов — титанов; один из них, Кронос, кастрирует Урана, но, в отличие от хурритского Кумарве, собственных детей он глотает, а не беременеет ими. В греческом мифе сестра-жена Кроноса, Рея, прячет ребенка Зевса, будущего громовержца, заставляя Кроноса вместо него проглотить камень, после чего спасшиеся младшие боги низвергают Кроноса на землю. Однако, как и у хурритов, новое поколение богов вынуждено выдержать еще одну битву — а именно с гигантами, порожденными из крови Урана. Фигуры, вполне эквивалентной Улликумми, греческая мифология, однако, не имеет, если только не сопоставлять каменного слепого растущего гиганта с Эросом как principium volens слепой страсти.

В космосе существуют стихийные явления, соответственно — и божества стихий, среди которых живут и действуют людские социумы.

Небо как таковое (небосвод) безучастно к событиям жизни человека. За ним находится естественное местопребывание древнего поколения богов: далеко от людей, по ту сторону «тверди» — твердого каменного (лазурного) или металлического небосвода, в опричной, кромешней, внешней тьме (слав, «тьма кромѣшная» от «кромѣ» вне; англ. outer darkness; греч. tò skótos tò exóteron). Небес часто не одно, а три или семь — может быть, в даннном случае результат непосредственного наблюдения: солнце, плывущее по дневному небу, движется ближе звезд, выступающих вечером из-за неба, по которому шло Солнце, а «небо» движущихся планет и Луны явно ближе, небосвода неподвижных звезд. В Вавилонии верхний [290]небосвод — небо Ану, покоящегося [291]небесного бога; небо Иштар, если ее отождествлять с Утренней звездой, — это планетное небо; кому принадлежало первое небо — не вполне ясно.

Заметим, что действующие боги нынешнего поколения живут обычно не на самом небе, а на высокой горной вершине: К/Хундури хурритов, Олимп греков, Меру или Кайласа индийцев, Цапану (Хази, Касий) западных семитов; Асгард, обиталище богов-асов в скандинавской мифологии, также не всегда представляется находящимся на небе, иной же раз хоть и на небе, но с краю. [292]

Как бы ни мыслился небосвод — он воспринимался как конкретный феномен, а не как некая «трансцендентная душа универсума»; универсум можно, конечно, в эпоху философии вывести из «неба», но небо не выводится из абстрактного «универсума».

В жизни социума главную роль играет не небо, а земля, но при этом земля плодоносящая. Поэтому важнее неба — атмосферические явления, прежде всего дождь, но на воображение он особенно воздействует в виде грозы, молнии и грома.

Ближневосточные боги-громовержцы хорошо известны нам по изображениям, где их атрибутами чаще всего являются высокая митра, двойной топор (или молот), горные, с загнутыми носками сапоги; их постоянное животное — бык. Это — шумерский (вероятно, до-шумерский) Ишкур, хурритский Тешшуб, лувийский (и хеттский) Тархунтс, урартский Тейшеба, западносемитский Хадду (Хадад). Число дошедших до нас мифологических текстов, связанных с ними, невелико: обычно они выступают как змееборцы. [293]

Индийский громовержец Индра изначально мыслился прежде всего совершителем космогонического акта; его деяние — убиение Вртры, сокрушение Мировой горы (в этом он сходится с шумерским Нинуртой/Нингирсу, воинственным богом молодых, но не специально грозовых сил, и с хурритским громовержцем Тешшубом, который вместе с братом сокрушил растущую гору Улликумми). Подвиг Индры (как и деяния иных громовержцев у других индоевропейских народов) мог приурочиваться к зимнему солнцестоянию; параллельная победа западносемитского (угаритского) Хадду над чудовищем Муту (Смерть) тоже приурочивалась к смене времен года — от сухого к дождливому. В любом случае имелась в виду пора, когда завершался космический период и, как полагали, силы старого века, века чудовищ, стремились к уничтожению порядка и возвращению Хаоса. В этих условиях бог и должен был совершить свой космогонический акт, обычно воспроизводившийся в обряде. В условиях Индии центральным моментом в хозяйственном календаре было не зимнее солнцестояние и не другой из «поворотов солнца», а приход муссонных ветров, наступление после иссушающей жары сезона дождей — от своевременности этого момента только и зависело, будет ли урожай богатым или, наоборот, большинство общины ждет голодная смерть. Поэтому в сознании индийских земледельцев миф о борьбе Индры с Вртрой тоже оказался приуроченным к началу сезона дождей, когда бог поражал демона засухи дубиной грома и выпускал на волю плененные им дожденосные тучи. Родился даже миф о битве Индры, бога дождя, с Сурьей-Солнцем. Кроме того, поскольку Индра выступал как главный племенной бог ведических ариев в период их расселения в Северной Индии, его мифология приобрела и явственный «героический» аспект: он — небесный патрон и двойник земного царя, предводитель рати, колесничный боец, разрушающий крепости «дасью», в образе которых слились представления о демонах и о реальных аборигенах субконтинента, сопротивляющихся арийской экспансии.

Мы уже отмечали, что в образе греческого громовержца — Зевса его грозовые черты уступают чертам общесветового божества, бога — правителя мира и предка аристократических родов. То же самое, вероятно, следовало бы сказать о римском Юп(п)итере: его собственно римские черты, восходящие ко временам до синкретизма с греческим Зевсом, прослеживаются недостаточно ясно. Однако по имени он эквивалентен индийскому богу дня, а не грозы, Dyāus pita(r).

Германский Тунор/Донар/Тор, [294]отождествлявшийся с Юпитером, был первоначально, несомненно, главным божеством пантеона, пока не был вытеснен по ряду исторических причин, о которых мы говорили, Вотаном/Одином. Естественным образом, как местный общинный бог, он обязательно был бы богом плодородия, даже если не был бы связан с грозой, а что он был местным божеством, например некоторых частей Швеции, засвидетельствовано Адамом Бременским в XI в. Основной подвиг Тора — битва с мировым змеем Йормунгандом, порождением злого бога-трикстера Локи. [295]Скальд Ульв Уггасон сообщает, что Тор его убил, но в «Старшей Эдде» («Песнь о Хюмире») говорится, что йотун, спутник Тора перерезал леску, которой был влеком змей из своей стихии.

Хорошо известна эддическая песнь о сватовстве йотуна к Фрейе; переодетый невестой, в Йотунхейм прибыл на колеснице Тор и убил жениха («Песнь о Трюме» — СЭ).