Игорь Данилевский - Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций

Картографирование отдельных деталей прически и костюма показало, что в различных половецких группировках они распространены не равномерно. Это наблюдение весьма важно для выявления этнографического своеобразия различных половецких объединений. Правда, сложение такого своеобразия только еще начиналось в половецком обществе и было прервано нашествием монголо-татар» [88] Плетнева С. А. Печенеги, торки, половцы. С. 219–220; ср.: Плетнева С. А. Половецкие каменные изваяния//Свод археологических источников. М., 1974. Вып. Е42. С. 51–52. .

Письменные источники дают нам совсем иной объектный материал. Это, прежде всего, огромное количество более или менее подробных описаний столкновений русских и половецких войск. Видимо, именно такие рассказы, дополненные гениальным Словом о полку Игореве, сформировали стереотип восприятия половцев в научной и научно-популярной исторической литературе, а тем более в современном обыденном сознании. Создается впечатление, что заветной мечтой половцев, действительно, было, как пишет Д. С. Лихачев,

«…прорвать оборонительную линию земляных валов, которыми Русь огородила с юга и с юго-востока свои степные границы, и осесть в пределах Киевского государства» [89] Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 145 .

Образ чрного ворона — поганого половчинастал своеобразным символом доордынской Степи. Однако, вопреки широко бытующему мнению, рассказы о русских набегах на кочевья половцев, пожалуй, ничуть не реже сообщений о разорении русских земель номадами. Достаточно вспомнить хотя бы самый знаменитый поход Игоря Святославича, совершенный в 1185 г. новгород-северским князем на оставленные без прикрытия половецкие вежи. Нередки были и случаи совместных походов русских князей с половецкими ханами. Мало того, поведение коварных, хищных, злобных и алчных (какими обычно рисует их наше воображение) половцев сплошь и рядом вызывает недоумение именно потому, что оно радикально не соответствует клишированному образу исконного врага Русской земли.

Напомню некоторые наблюдения Б. А. Рыбакова по поводу такого ненормального поведения хана Кончака в заключительном акте драмы, разыгравшейся на берегах загадочной Каялы:

«…Прибыв к окруженному стану Игоря, Кончак был, скорее, зрителем, чем предводителем разгрома.

Ни в летописи, ни в…Слове ничего не говорится не только о главенствующей роли Кончака в этом разгроме, но даже имя его ни разу не упоминается при описании хода битвы…

Кончак выступает как повелитель лишь после окончания битвы и направляет свои войска не на земли Игоря, а на Переяславль, на город врага Игоря, князя Владимира Глебовича, с которым Игорь воевал в прошлом году.

Может показаться, что часто повторяемые мною сведения о союзнических отношениях Кончака и Игоря теряют силу при сопоставлении с рассказом о разгроме Игоря у Каялы. Однако следует учесть, что в той ситуации, когда половцы Поморья, Предкавказья и Волгодонья, проскакавшие по 200–400 километров и окружившие (без ведома Кончака) русский стан близ Сюурлия и Каялы, уже ощущали этот неукрепленный, оторванный от мира стан своей законной добычей (ведь в стане Игоря были и половецкие пленницы, и половецкое золото).

В такой ситуации Кончак не мог приостановить, даже если бы и хотел, естественной, с точки зрения половцев, расправы.

<���…>

Если подытожить признаки дружественных отношений в 1185 г. между Кончаком и Игорем, то мы получим следующее.

Игорь не нападал на юрт Кончака. Кончак не организовывал окружения Игоря.

Кончак прибыл к Каяле одним из последних, когда русский лагерь был уже обложен.

На поле битвы Кончак…поручился за плененного тарго-ловцами Игоря (выкупил его?), как за своего свата, отца жениха Кончаковны.

После победы над северскими полками Кончак отказался участвовать в разгроме обезоруженного Северского княжества.

Кончак предоставил Игорю вольготную и комфортабельную жизнь в плену.

После побега Игоря из плена Кончак отказался расстрелять его сына как заложника.

Уговор о женитьбе Владимира Игоревича на Кончаковне воплотился в жизнь; у Игоря и Кончака к 1187 г. появился общий внук. Вероятно, для этой свадьбы и предварительного крещения язычницы Кончаковны и понадобился Игорю-плен-нику священник с причтом» [90] РыбаковБ.А. Петр Бориславич: Поиск автора Слова о полку Игореве. М., 1991. С. 84–85. .

Создается полное впечатление, что прав был A. Л. Никитин, полагавший, что целью поездки Игоря в Степь был вовсе не военный поход, а подготовка к свадьбе.

Другой вопрос, как этот поход мог восприниматься современниками, в том числе теми из них, кому половцы были, действительно, чужими. По мнению А. А. Горского, само появление сразу трех литературных произведений (Слова о полку Игореве и двух летописных повестей), посвященных тривиальному факту похода 1185 г., свидетельствует о том, что

«…с точки зрения ментальности конца XII в. оно [видимо, происшедшее в 1185 г.; в предыдущей фразе речь идет только о походе и факте] было более чем неординарным.

События 1185 г. содержали в себе шесть уникальных элементов: 1) сепаратный поход князя в степь в условиях координированных действий против половцев остальных южнорусских князей; 2–3) солнечное затмение во время похода и пренебрежение князя этим затмением; 4) гибель всего войска в степи; 5) пленение половцами четырех князей (ранее известен только один факт пленения половцами одного русского князя, и то на русской территории); 6) побег князя из плена. Вместе взятые, эти элементы содержали небывалую доселе возможность осмысления события в рамках христианской морали: грех (сопровождаемый отвержением Божья знамения) Господня кара наказание прощение. Такое осмысление прослеживается во всех трех памятниках Игорева цикла. Эпопея Игоря стала для относительно недавно христианизированной страны необычайно ярким проявлением воли Творца» [91] ГорскийА.А. События 1185 и 1389 гг.: Восприятие современников и восприятие потомков//Восточная Европа в древности и средневековье: Историческая память и формы ее воплощения. XII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 20 апреля 2000 г. Материалы конференции. М., 2000. С. 68–69. .

К сожалению, исследователь не уточняет, на чем основываются его выводы о смысле текстов, посвященных походу 1185 г. Поэтому далеко не все в предлагаемых оценках достаточно ясно (например, в чем состоял грех Игоря или почему в сепаратном походе участвовало такое количество князей). Тем не менее данная точка зрения представляет определенный интерес как гипотеза, требующая развития и доказательства.