Андрей Андреев - Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века

В итоге почти все профессора старшего поколения получили начальное образование в духовных училищах, и, как пишет наблюдательный мемуарист, «в некоторых из них очевидно отражался дух кельи и лампады, как на языке, так и на одежде и самом образе жизни» [86] Тимковский Е. Ф. Воспоминания // Киевская старина. 1894. № 4. С. 4. . Добавим к этому, что малороссияне выделялись своими характерными словечками, манерой речи [87] Например, Панкевичу сильный малоросский выговор не позволял выступать в публичных собраниях — за него читал П. И. Страхов; образец речи Прокоповича-Антонского см. в воспоминаниях Жихарева: Указ. соч. Т. 1. С. 36. .

Пройдя начальный курс образования, все будущие профессора продолжали обучение в Московском университете (кроме одного Горюшкина, нигде не учившегося и поэтому так и не получившего профессорского звания, хотя с 90-х гг. он занимал кафедру российского законоведения). Это было им тем легче сделать, что в 70-е гг. практиковались переводы в Московский университет, которому в то время очень не хватало студентов, воспитанников Киевской академии и других духовных училищ. Чуть позже, в 1782 г. П. А. Сохацкий в числе лучших учеников Киевской академии переводится в Москву, где по инициативе Дружеского ученого общества должна была открыться филантропическая семинария, а после ее неуспеха остается в студентах при университете. Брянцев попадает в университет из Славяно-греко-латинской академии, Снегирев поступает в студенты из Троице-Сергиевой лавры. В зависимости от возраста молодые люди определяются или сперва в воспитанники разночинской гимназии, содержавшейся на казенный счет, или сразу в казеннокоштные студенты. Здесь возникают дружеские связи, сохранившиеся между профессорами на всю жизнь. Так сложилась дружба Гаврилова и Аршеневского, Брянцева и Страхова.

Годы учебы будущих профессоров в университете совпадают с периодом расцвета Дружеского ученого общества, тесно связанного со студенческой средой. При помощи куратора Хераскова общество имело возможность материально поддерживать подающих надежды студентов, оплачивать их образовательные поездки за границу. «Биографический словарь» позволяет установить, что с кругом Хераскова и Новикова были связаны Чеботарев, Страхов, Прокопович-Антонский, Гаврилов, Аршеневский. В 1781–1783 гг. в заграничную поездку (Лейденский университет — Париж) для изучения естествознания отправляется Политковский, а в 1785 г. путешествие через Францию и Германию совершает Страхов, чтобы, по поручению Хераскова, изучить состояние заграничных университетов и их достижения, которые можно было бы применить в России. Поездка Страхова, видимо, сопровождалась выполнением и некоторых масонских поручений и финансировалась Дружеским ученым обществом (Страхов получил степень мастера в университетской масонской ложе) [88] Попов Н. Указ. соч. С. 47. . Несомненно, что заграничные путешествия имели огромное значение для формирования мировоззрения молодых ученых. В Европе они соприкасались с представителями передовой мировой науки, приобрели бесценный научный опыт. Ф. Г. Политковский защитил в Лейденском университете диссертацию на степень доктора медицины, в Париже мог слышать лекции Лавуазье и Ламарка. Страхов, готовившийся во время своей поездки к преподаванию риторики, вез рекомендательные письма к русским вельможам, жившим за границей (Разумовским, Голицыным), открывавшие ему двери салонов культурной элиты европейского светского общества: например, в Париже он слушает известного физика и красноречивого оратора Бриссона, знакомится с аббатом Бартелеми, автором знаменитого «Путешествия Анахарсиса», книги, на которой не одно поколение молодых людей знакомилось с основными идеями века Просвещения (эту книгу Страхов переведет, вернувшись в Россию). Из путешествия Страхов вынесет свое представление о «европейском» типе ученого, которому постарается следовать всю жизнь.

Итак, поколение русских профессоров, преподававших в Московском университете к началу преобразований, своим формированием во многом обязано деятельности Дружеского ученого общества, усилиям Хераскова, Шварца, Новикова. К началу XIX в. полученный импульс уже в значительной степени затухает. Профессора, средний возраст которых приближался к 50 годам, доживали свой век, хотя московские студенты еще восхищались отдельными яркими личностями — Страховым, Политковским. Образ жизни, который вело большинство профессоров, не отличался яркими красками. Круг их общения не выходил за пределы университета, все они образовывали дружескую компанию, возникшую еще в молодости и резко отделенную от остального общества. Члены этой компании — Страхов, Панкевич, Антонский, Политковский, Сохацкий, Брянцев, Гаврилов, Аршеневский, Снегирев — обычно обедают вместе в доме у одного из друзей. Они часто отправляются вместе гулять: их любимые прогулки — в Измайлово, вдоль Москвы-реки, по Калужской дороге к Донскому монастырю. В Донском монастыре архимандритом служит брат профессора Прокоповича-Антонского Владимир. На обедах у него бывал Н. Н. Сан д у нов, еще служивший в Сенате, X. А. Чеботарев, некоторые студенты. Эти обеды не слишком отличались монастырской сдержанностью. «Посреди высоких лип, пьяных монашеских, Харитона Чеботарева лиц и бонмо обер-секретаря Сандунова приносил я чистую жертву Бахусу прекрасным пуншем, пивом и Венгерским», — пишет в дневнике студент Н. Тургенев [89] Тургенев Н. И. Указ. соч. С. 83. .

Здесь нужно отметить, что пристрастие к спиртному не миновало многих профессоров университета и эта черта ничем не выделяла их из рядов неблагородного, «пьющего» сословия российских жителей. Нужны были почти героические усилия, чтобы расстаться с привычками молодости. Например, профессор Панкевич еще со студенческих лет сильно пил, но его вылечил Политковский, поставив Панкевичу фонтанель на левую руку, которую тот с тех пор постоянно держал за пазухой, так что во всем обходился без ее помощи, даже когда лечение кончилось, за что и прослыл одноруким. Ему пришлось поменять и другие привычки: он отвык от табака настолько, что не терпел и запаха его в комнате, где кто-нибудь курил. Хорошо помнивший Панкевича И. М. Снегирев ставил его в пример как человека честного и прямодушного, победившего свою натуру. Панкевич жил один, сам себе готовил и прибирал, всегда ходил пешком, даже отправляясь в далекий Донской монастырь, который очень любил. Чтобы не тратиться на извозчика и вместе с тем побороть дорожную скуку, он брал с собой мешочек каленых орехов; это называлось у него «ехать на орехах». В городе он никому не кланялся, не делал визитов, сам принимал гостей изредка и тогда допускал единственную роскошь — поил их самым лучшим, дорогим чаем [90] Снегирев И. М. Указ. соч. С. 747. .