Андрей Андреев - Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

В-четвертых, по правовому статусу университет представлял собой «цех ученых», один из многочисленных типов корпораций, характерных для средневекового строя Европы. В России же не только отсутствовали цеха (введенные лишь в начале XVIII в. Петром I), но и само корпоративное устройство, особые права и привилегии университетов противоречили тенденциям всеобщей государственной централизации, отразившимся, например, в Соборном Уложении 1649 г. в связи с отменой «белых слобод» как привилегированных городских объединений. При переносе университетских образцов на русскую почву в XVIII — начале XIX в. именно его корпоративное устройство будет вызывать наибольшие проблемы как совершенно не сочетающееся с самодержавным государственным строем; в конечном счете, именно это вызовет появление в XIX в. знаменитого российского «университетского вопроса».

В-пятых, будучи внутри себя корпорацией преподавателей и студентов, университет с внешней стороны открывал двери для представителей любых общественных слоев, являясь, таким образом, «вертикальным объединением», находившимся вне любых сословных рамок. Это также не укладывалось в особенности развития социального строя российского государства, в котором в XVII в. происходило закрепощение сословий, продолженное в начале XVIII в. в ходе реформ Петра, который именно сословный принцип поставил в основу организации школьного образования. Тем самым, усвоение в России бессословного образовательного учреждения было значительно затруднено, что показывают нам многочисленные примеры из XVIII в., от перипетий судьбы Ломоносова до споров в комиссии по организации народных училищ при Екатерине II [129] Рождественский C.B. Сословный вопрос в русских университетах // ЖМНП. 1907. Ч. 9. Отд. 2. С. 10. .

Последнее, возможно, наименее влиятельное отличие заключалось в географическом факторе, который все же хочется подчеркнуть. Европа, в особенности средневековая Германия, представляла собой по сути все-таки очень тесный мир: иные крошечные государства можно было обойти за день, а между университетскими городами часто лежало два-три дня пути (современный поезд преодолевает это расстояние за двадцать минут). Естественно, что это способствовало миграциям студентов и профессоров, делало «бродячую науку» (peregrinatio academica) важной составляющей университетской жизни. Идеи, споры быстро переносились из одного университета в другой, делая научное пространство открытым и взаимопроницаемым; с другой стороны, вводилась и возможность конкуренции между университетами, которые боролись за привлечение студентов, стимулируя собственное развитие. Увы, подобные процессы трудно себе представить на просторах России, где даже сама сеть дорог и дорожной инфраструктуры, облегчающей путешествия между городами, сложилась не раньше XVIII в.

Итак, приведенные рассуждения имели целью пояснить, почему в России не возникли ни университеты, ни, собственно говоря, даже общественные потребности в их возникновении и, следовательно, почему среди типов русского общества до конца XVII в. не было фигуры студента. Это, конечно, ни в коем случае не означает отсутствия образованности, учености в русской культуре: по тому высокому уровню, который демонстрирует, например, русская книжность XVI в., ее вполне можно сопоставить с современной ей западной университетской наукой. К тому же, об университетах на Руси знали, надо полагать, по крайней мере с конца XV в. Существуют определенные свидетельства источников, что уже при Иване III для обучения в Европу посылали переводчиков, и в частности известно имя, по всей вероятности, первого русского университетского студента — Сильвестра Малого из Новгорода, записанного 19 июня 1493 г. в матрикулы Ростокского университета [130] Die Matrikel der Universität Rostok. Bd. 1.1419–1499. Rostock, 1889. S. 267. Эта запись была обнаружена историком из ГДР Г. Раабом (Raab H. Die Anfänge der slawischen Studien im deutschen Ostseeraum unter besonderer Berücksichtigung von Mecklenburg und Vorpommern // Wissenschaftliche Zeitschrift der Emst Moritz Arndt-Universität Greifswald. Gesellschafts-und sprachwissenschaftliche Reihe, Nr. 4/5 (1955/56). S. 359), сделавшим два взаимоисключающих предположения: либо о связи Сильвестра Малого с распространявшейся тогда на Руси т. н. «московско-новгородской ересью», имевшей западные корни, либо о посылке его в Европу архиепископом Новгородским Геннадием в ходе работы над переводом Библии. Об обучении переводчиков в Европе конца XV — начала XVI вв. см. также: Gouzevitsch I. Le transfert du savoir technique et scientifique et la construction de l’Etat russe // Bulletin de la Société des Amis de la Bibliothèque de l’Ecole polytechnique. № 33 (2003). S. 22. . Одна из самых ярких фигур русской культуры первой половины XVI в., Максим Грек, прежде чем прибыть на Русь, учился в нескольких университетах Италии; наконец, можно вспомнить и о предложении обучать русских юношей различным наукам в своих «коллегиумах», которое Ивану Грозному делали иезуиты [131] Карташев А. В . Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. М., 1992. С. 252. .

Требовалась, однако, осознание на государственном уровне недостатка школьности на Руси, чтобы сделать возможным ее прямые контакты с западной образовательной системой. Такое осознание возникло лишь накануне Смутного времени у царя Бориса Годунова. Именно он, согласно известному рассказу, впервые предложил завести университет в Москве, но встретил неодобрение Боярской думы. Бояре испугались преподавания на латинском языке, единственном тогда языке науки в Европе, сказав царю: «На Руси издревле было единоверие, а с разноязычием наступит и разноверие» [132] Карамзин H. М. История Государства Российского. T. 11. СПб., 1853. С. 85. .

Годунову же, по традиции, приписывают заслугу создания первого отряда русских студентов, восемнадцати юношей, посланных им в 1601–1602 гг. учиться за границу, в Англию, Францию и Германию [133] См.: Арсеньев А. В. История посылки первых русских студентов за границу при Борисе Годунове. СПб., 1887. . Обращает внимание общий, «просветительский» характер этой командировки. В рассказывающих о ней документах Посольского приказа нет точных сообщений, для каких конкретных целей были предназначены царем эти молодые люди: возможно, речь шла не просто о подготовке переводчиков или дипломатов, вооруженных собственным опытом знакомства с западными странами, но шире — государственных деятелей с европейским кругозором знаний. Хотелось бы, однако, возразить историографической традиции в одном — посланные юноши не могли еще сразу стать университетскими студентами в точном смысле слова: во-первых, чтобы сесть на университетские скамьи, необходимо было сперва пройти начальную школу, где они скорее всего и оказались, во-вторых, города, куда их посылали (в Германии это был Любек), не имели университетов. Только двое из посланных в Англию, по некоторым сведениям, все-таки впоследствии, приняв англиканскую веру, смогли поступить в Оксфорд и Кембридж.