Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый

Нет оснований полагать, что Эйленбург использовал свою близость к кайзеру в личных целях. Карьера в МИДе его не привлекала; он говорил, что без хорошей порции шнапса ему было трудно заставить себя переступить порог этого учреждения. Тем не менее продвижение по служебной лестнице не заставило себя ждать. В 1888 году он был назначен послом в Ольденбурге. Город был расположен недалеко от Берлина, и монарх мог видеться с другом в любое время. Двумя годами позже Эйленбург занял пост при вюртембергском дворе в Штутгарте, а в июне 1891 года — при баварском в Мюнхене (послу — зятю Бисмарка — пришлось срочно паковать вещи). Вильгельм предложил другу стать послом в Лондоне, но тот отказался — Эйленбург не любил англичан и плохо знал язык. Его больше привлекало место посла в Вене, которое он в 1894 году и получил.

Эйленбург был не единственным из наперсников кайзера. Ближайшим советником был Фриц фон Гольштейн, затем влияние на кайзера стал оказывать Бернхард фон Бюлов, который в конечном счете оттеснил на задний план первых двух. Гольштейн был мелкопоместным дворянином из Бранденбурга, для которого карьера на Вильгельмштрассе стала смыслом жизни. Способный, но лишенный какого-либо личного обаяния чиновник стал мальчиком на побегушках при Бисмарке, с готовностью выполняя все его поручения, порой довольно сомнительного свойства: в бытность представителем в посольстве в Париже он шпионил за графом Гарри фон Арнимом, которого канцлер считал своим врагом. Об этом стало достаточно широко известно, и в прусском высшем обществе Гольштейн получил репутацию Иуды. Никто не хотел иметь с ним дела, и единственным местом, где его принимали, был салон вдовы Элен фон Леббин. Там, в довольно пестром обществе банкиров и чиновников он и проводил все свободное время.

Гольштейн позднее сыграл роковую роль в судьбе Эйленбурга, но до поры до времени оба сохраняли видимость хороших отношений. Эйленбург изливал буквально потоки льстивых фраз в адрес того, кого называли «человеком с глазами гиены»:

«Мне просто не хватает красок, чтобы с должной яркостью запечатлеть Ваше имя в моем благодарном сердце. Я был простым третьим секретарем, больше увлеченным поэзией, чем дипломатией. Вы представлялись мне каким-то недоступным, парящим над всеми исполином. А теперь я не представляю себе жизни без Вас».

У Вильгельма были и другие любимцы, хотя никто из них не мог сравниться с Эйленбургом по степени близости к кайзеру. Еще в 1885 году он познакомился в Потсдаме с Фрицем Круппом. Они одновременно вступили в права владения своими империями. Для Круппа определяющим моментом в отношениях с монархом были деловые интересы. Кайзер ежегодно посещал резиденцию «пушечного короля» — виллу «Хюгель» в Эссене — с двухдневным визитом, а Крупп всегда был гостем монарха в Киле, где предприниматель приобрел собственную верфь под звучным названием «Германия». На ней впоследствии строились гоночные яхты кайзера. Крупп вспоминал о «незабываемом вечере», проведенном с Вильгельмом примерно в 1896 году, когда в разговоре были затронуты самые разнообразные темы — «от рентгеновских лучей, деятельности консервативной партии и некоторых ее лидеров до законопроекта Каница, флотских дел и неприятностей, связанных с Англией и Штеккером». Человеком Круппа при дворе был адмирал Хольман (получивший в 1900 году дворянский титул) — один из многочисленных представителей военной верхушки, которые получали субсидии от промышленного магната. Вильгельм прислушивался к мнению Круппа — он уволил трех военных министров, следуя рекомендации магната, и не скрывал этого. Крупп не усматривал никакого конфликта интересов «между патриотизмом и выгодой», но воздержался от создания филиалов своей фирмы в Великобритании.

В первые годы правления Вильгельм создал для себя нечто вроде «кухонного кабинета». Одним из его членов стал граф Гуго Дуглас, шотландец по происхождению, богач, владелец рудников по добыче поташа и каменной соли. Дворянское звание он получил от Вильгельма I, а титул графа — от его внука. Викки называла его «большим ослом». Содержание и стиль написанного им по случаю вступления на престол молодого кайзера высокопарного панегирика лишь подтверждали правоту суждения Викки, но Вильгельм был явно иного мнения о сочинении и его авторе. Среди фаворитов оказался и тайный советник Август фон Гейден, бывший горный инженер, а теперь художник. Как ядовито заметил Бисмарк, «в кругах инженеров его считали живописцем, а в кругах живописцев — инженером». После того как Герберта Бисмарка на Вильгельмштрассе сменил Маршалль фон Биберштейн, Вильгельм завел обыкновение наведываться к нему домой без предупреждения — «на тарелку супа». Дружба длилась недолго: Биберштейн был выходцем с юга Германии, и кайзер заподозрил его в недостатке «прусских качеств». Время от времени Вильгельм приближал к себе кого-либо из компаньонов по охотничьим подвигам, обычно помещиков из Восточной Пруссии. Один из них спас кайзера в Прекельвитце, когда лошади понесли экипаж Вильгельма.

Осталось множество воспоминаний современников о событиях, развернувшихся непосредственно после кончины Фридриха III, и все они оставляют тяжкое впечатление. Действуя по плану, выработанному четырьмя месяцами ранее, Вильгельм распорядился закрыть все входы и выходы из дворца, чтобы обеспечить сохранность бумаг отца (они, напомним, давно были переправлены в Англию). В последний момент Фридберг, по-видимому, сумел убедить наследника несколько смягчить принятые меры. Вильгельма можно понять — документы касались государственных дел, и они должны были остаться в Германии. В изгнании Вильгельм продолжал оправдывать свои жесткие меры, указывая на то, что бумаги публикуются в Великобритании, что «наносит ущерб интересам германского рейха». Никто не мог покинуть дворец до окончания обыска, который, естественно, был безрезультатным. Одним из первых актов нового монарха была отмена последних распоряжений отца относительно брака Баттенберга и нежелательности проведения вскрытия. Вскрытие было произведено и показало, что Бергман был прав, а Маккензи — не прав.

Последний вынужден был признать, что по прусским законам это было необходимо сделать. Шотландского врача бесцеремонно подняли с постели и доставили во дворец, где Бисмарк с Вильгельмом предложили ему немедленно написать заключение с признанием, что больной умер именно от рака. Действительно, при вскрытии обнаружилось полное разложение тканей гортани.

Приглашение на похороны не получил ни один из иностранных монархов. Вальдерзее писал, что афронт по отношению к внешнему миру не был случайным упущением — Викки хотела разослать приглашения, и ее желания было достаточно, чтобы забраковать идею. Со слов очевидца Вильгельма фон Деринга Эйленбург описал церемонию последнего прощания с покойным кайзером: