Джайлз Макдоно - Последний кайзер. Вильгельм Неистовый

К вопросу об обжорстве: Эйленбург, часто посещавший Бисмарка у него дома, был поражен обилием пищи, поглощаемой за обедом. На стол подавались гусиная печенка, копченая рыба всех сортов и видов, отбивные, бифштексы, овощи и, конечно, портвейн. Гость должен был отведать каждое блюдо и обязательно похвалить печенку — Бисмарк считал ее единственным средством против своего хронического несварения желудка. Дворецкий брал со стола куски мяса, резал их помельче и кидал бродящим вокруг овчаркам. Иоганна как-то попеняла супругу за то, что он слишком налегает на гусиную печенку. Тот ответил ей что-то на латыни; она не поняла, он выразил ту же мысль в вольном переводе на немецкий: «Что я съел, так или иначе останется; что я свершил — канет в забвение».

Бисмарк говорил Эйленбургу о надеждах, которые он возлагает на сына, Герберта, надеялся, что тот унаследует от него пост канцлера: «Я передал ему весь свой опыт. Никому иному. Кайзер расположен к нему, и это хорошо — не в последнюю очередь для самого кайзера, если он хочет удержать престол». Данная им характеристика кайзера звучала двусмысленно: «Он верит в Бога, верит в судьбу, и это позволяет ему отдаться на волю высших сил, хотя эти силы всегда вносят в нашу жизнь элемент трагедии». Бисмарк заметил, что ему нравится, когда вокруг него реликвии дома Гогенцоллернов, и раздумчиво произнес: «Каким путем пойдет император, когда полностью созреет? Он ведь еще так молод, даже моложе своих лет».

Эйленбург сделал вывод: кайзер и канцлер имеют каждый свое представление о том, куда следует направить государственный корабль, и эти представления достаточно противоположны. Долгие периоды отсутствия Бисмарка в столице лишь усугубляли конфликт. Канцлер проводил время во Фридрихсру, близ Гамбурга, либо в померанском Варцине. Важные государственные документы скапливались в огромном количестве, текущими делами занимался Герберт. По мнению Бисмарка, кайзер был слишком молод. Вильгельм считал, что канцлер слишком стар. Он даже подозревал, что Бисмарк впадает в старческий маразм вследствие невоздержанности в употреблении горячительных напитков. Свою лепту внес и обер-гофмаршал двора фон Либенау, который снабжал кайзера всякими пикантными подробностями об образе жизни канцлера. По мнению Эйленбурга, этот царедворец и был главным виновником «раскола, который отравляет жизнь нашей страны». Либенау метил на должность посла и понимал, что Бисмарк ему не позволит занять такой пост. Изобретение и распространение сплетен было единственным, но надежным оружием Либенау.

Вальдерзее все больше раздражала расточительность нового монарха, противоречившая прусским ценностям и традициям. Новая королевская яхта — четыре миллиона марок, новый архитектурный шедевр одного из любимых зодчих Вильгельма (скорее всего это был Ине) — еще два, и все за государственный счет! В начале октября предстоит принимать с ответным визитом российского императора, а кайзер уже опять собрался куда-то — и все расходы, расходы, пенял Вальдерзее. Бисмарк не протестовал, очевидно, не желая раздражать монарха. Вальдерзее дал волю чувствам в дневнике:

«Постепенно приходит некоторое разочарование; все эти путешествия, видимость бурной деятельности, сегодня его интересует одно, завтра другое, а результата нет — все вхолостую. Главы кабинетов жалуются, что им трудно пробиться на аудиенцию к кайзеру, все решается поспешно, с кондачка. Министры считают, что он должен время от времени обсуждать с ними их планы, но этого не происходит. Он получает регулярные доклады от военного министра, равно как и от меня, причем мои очень подробные, а вот графа (Герберта) Бисмарка ему следовало бы поменьше слушать».

Всеобщее недовольство вызывало поведение интригана Либенау. Впрочем, вовсе не интриганство стало причиной его скорого падения, а скорее характерные для него бестактность, наглость, а главное — скупость. Он осмелился отказать Доне в бокале мадеры, которой она хотела завершить свою трапезу. Вильгельм взорвался: «И так уже называют мой двор сборищем парвеню!» Почему-то возникло подозрение, что Либенау — тайный агент Бисмарка. Судьба гофмаршала была предрешена. Оставалось только найти повод. Он представился в ходе поездки кайзера в Восточную Пруссию на очередную охоту. Маршрут императорского поезда проходил через город Эльбинг, где собралась большая толпа народа, желавшая приветствовать своего обожаемого суверена. Однако, к разочарованию собравшихся, кайзер даже не появился у окна вагона, чтобы помахать им рукой. Оказывается, Либенау его не предупредил — достаточное основание, чтобы уволить нерасторопного вельможу. Не лучшую репутацию снискал себе и другой шеф придворного хозяйства. Не помогла даже своеобразная операция, проделанная им с собственной фамилией: из Радолинского, как он звался до 1888 года, он стал Радолином. Возможно, это звучало более по-немецки, но не прибавило блеска дворцовым приемам — они по-прежнему поражали своим убожеством.

Бисмарк, судя по всему, не подозревал, какие тучи собираются над его головой. В разговоре с баронессой фон Шпитцемберг, который проходил в поместье канцлера Фридрихсру 5 декабря, Бисмарк похвастался тем, как успешно он преодолел сопротивление кайзера, еще 25 октября потребовав от рейхстага продления «чрезвычайного закона» против социалистов — этим теперь крышка. Баронесса следующим образом записала рассуждения своего собеседника:

«Он (кайзер) слегка сердит на меня, но это пройдет. Он — небожитель, олимпиец, его порой заносит, но он уважает меня как государственного мужа, как советника его деда и отца, просто как человека, который намного старше его; вот моему преемнику — тому будет труднее. У императора хорошее политическое чутье, он быстро схватывает то, что ему говорят; беда в том, что порой ему что-то взбредет в голову, и он тут же спешит это воплотить в жизнь».

Будь он помоложе, — продолжает она пересказ мыслей Бисмарка, — то не спускал бы с Вильгельма глаз ни на минуту, и тот был бы как шелковый; а так император окружил себя этими адъютантами и вообще всякими военными; хуже нет этого подхалима Вальдерзее, который все время величает кайзера вторым Фридрихом Великим, а тот и «вправду начинает себя считать чуть ли не богом».

Ни Бисмарк, ни Вильгельм не подозревали, насколько далеко к тому времени Вальдерзее зашел в своем разочаровании кайзером. Тем не менее у канцлера были основания нервничать по поводу влияния генерала на кайзера — ходили слухи, что Вальдерзее может стать следующим канцлером. Любое передвижение российских войск Вальдерзее рассматривал как очередной повод для начала превентивной войны, и это тоже беспокоило Бисмарка. 14 декабря, в то время как Вильгельм со своим начальником штаба были в Ганновере, канцлер имел беседу с Гогенлоэ, в ходе которой он назвал Вальдерзее «тупоголовым политиканом, на которого нельзя ни в чем положиться»; по словам Бисмарка, «он хочет войны, потому что чувствует: еще несколько лет мира, и он уже будет слишком стар. Боится опоздать… А ведь думать, что он сможет стать канцлером, — это просто глупо. Он и генштабист-то никакой. Мольтке его в свое время выбрал вместо Каприви или (Хюльзен) — Хезелера только потому, что мог вертеть им как марионеткой».