Неизвестен Автор - В Мраморном дворце

Я стоял рядом с княгиней Анастасией Николаевной Романовской, герцогиней Лейхтенбергской вместе с Иоанчиком и Сандро Лейхтенбергским (Князь Александр Георгиевич Романовский, Герцог Лейхтенбергский.).

Мы прекрасно видели всю церемонию. Императрица Мария Федоровна в бриллиантовой короне, золотой порфире и в бриллиантовой Андреевской цепи вошла в собор прежде государя. Она встала с правой стороны возвышения, перед своим троном. После нее вошли в собор Государь и Государыня.

Государь был в Преображенском мундире и лакированных сапогах, чего он обыкновенно не делал, а носил всегда простые, шагреневые. Государыня была в парчевом серебряном русском платье. Они тоже встали перед своими тронами.

Начался чин коронования. Он проходил с исключительной торжественностью. Красота была во всем и затмевала всё, что мне когда-нибудь приходилось видеть. Успенский собор, свидетель нескольких веков русской истории, в котором венчались на царство все цари из Дома Романовых; сонм духовенства в великолепных облачениях, с митрополитами во главе; чудное пение - все это придавало торжеству глубоко-мистический характер.

Великие княгини и иностранные принцессы в роскошных платьях и драгоценностях; великие князья и иностранные принцы в самых разнообразных мундирах; придворные дамы и кавалеры, - живописная толпа, окружавшая царя и цариц - все было красиво и величественно.

Государь сам, как Самодержец Всероссийский, возложил на себя корону и короновал Императрицу, вставшую перед ним на колени. Государь прочел "Символ Веры" громким и ясным голосом. Было очень трогательно, когда Государь читал молитвы, которые читают государи по чину коронования. При этом одну молитву Государь читал стоя, а все присутствующие стояли на коленях, а другую Государь читал коленопреклоненно, а присутствующие стояли. По окончании чина коронования всё Семейство поднялось по лестнице на возвышение, на котором стояли царь и царица, чтобы принести им поздравления. Мы шли за матушкой. Матушка поцеловала руку Государю, чего мы обыкновенно не делали, а на меня, восьмилетнего, нашло какое-то особенное состояние, и я не поцеловал Государю руку. Стыдно вспомнить!

После чина коронования началась литургия, во время которой, после причащения священнослужителей, над Государем было совершено таинство миропомазания. Раскрылись Царские Врата, к солее приблизился государь Император, и один из архиереев в сонме священнослужителей обратился к нему со следующими словами:

- Благочестивейший великий Государь наш, Император и Самодержец Всероссийский! Вашего Императорского Величества миропомазания и святых Божественных Тайн приобщения приближися время: того ради да благоволит Ваше Императорское Величество шествовать сея Великие Соборные Церкве к Царским Вратам.

Затем последовало миропомазание и вхождение Государя через Царские Врата к Престолу для св. Причащения по священническому чину. При совершении миропомазания помазывают миром также и грудь. Для этого у Государя было сделано на груди мундира отверстие с клапаном. На следующий день, когда мы осматривали Оружейную Палату, нам показали этот мундир, и мы видели вырез на груди мундира с клапаном, чтобы этот вырез прикрыть. Мундир уже висел среди других, в которых короновались прежние императоры. Между прочим, Александр III долго не хотел посылать своего мундира в Палату и носил его и после коронации. Это было заметно по его изношенности.

Вся служба в соборе продолжалась часа три, если не больше. Бабушка уходила отдыхать в помещение, в котором мы с ней ожидали начала церемонии. По окончании обедни, Государь с Государыней пошли прикладываться к мощам в Архангельском и Благовещенском соборах. Над ними генерал-адьютанты несли золотой балдахин со страусовыми перьями. Все вышли из собора. Я был в отчаянии, потому что не знал, куда идти. Наши воспитатели остались снаружи собора, в выходе нам не полагалось участвовать. Мы пошли за торжественным шествием, состоявшим из высочайших особ, которое двигалось к Красному Крыльцу по мосткам, покрытым красным ковром; вдоль мостков стояли конногвардейцы в золотых касках с золотыми орлами, в супервестах, ботфортах и лосинах. Мы шли самые последние, втроем: Иоанчик, Сандро Лейхтенбергский и я. Я страшно боялся потеряться и долго не мог забыть этого кошмарного чувства. Часто потом этот случай виделся мне во сне.

Шествие взошло на Красное Крыльцо и повернуло направо в залы. Тут заметил нас отец и вернул на Красное Крыльцо, где собрались великие князья. С Крыльца прекрасно видна была вся площадь между соборами, сплошь усеянная народом. Там же были сделаны и трибуны для публики, и отдельная трибуна для придворных музыкантов, одетых в красную форму и игравших на очень длинных и прямых трубах. Каждая труба издавала только один звук. Великий князь Николай Николаевич посадил меня себе на ногу, подле перил балкона, на котором мы стояли. Мы видели, как Государь и Государыня шли под балдахином по площади, по мосткам, и поднялись, обойдя соборы, на Красное Крыльцо. С Крыльца они отвесили глубокие поклоны стоявшей внизу толпе. Они поклонились три раза подряд: прямо перед собой, направо и налево. До сих пор помню склоненные головы Государя и Государыни, увенчанные коронами, громовое "ура" толпы и звуки гимна.

После нашего завтрака мы пошли смотреть на Высочайший завтрак в Грановитой Палате. Мы смотрели сверху, из окон тайника, из которого в допетровские времена смотрели царицы и царевны на царские пиры.

Государь и Государыни сидели втроем за столом у стены, на возвышении, Государь посередине, а Императрицы справа и слева от него. Государь был в порфире без короны, а Государыни в порфирах и коронах. Я помню, что Государь ел спаржу руками. Царю и царицам подавали блюда придворные чины, а рядом с ними шли кавалергардские офицеры в касках и с вынутыми палашами. Возвращаясь, они шли пятясь, чтобы не поворачивать спин их величествам.

В палате за столами сидели высшие государственные чины и дипломатический корпус.

Вместе с нами смотрели сверху великие князья и принцы. Среди них был толстый Эмир Бухарский и высокий худой Хан Хивинский. Они оба были в чалмах и халатах.

Вечером мы с родителями поехали на иллюминацию. Она была замечательна. По улицам ходили толпы народа, так что мы, в ландо, с трудом, шагом, продвигались вперед. Толпа окружала нас вплотную. Какой-то человек рядом с нами, сняв шапку, крикнул: "Ура! Сергей Александрович", видимо приняв отца за великого князя Сергея Александровича. Толпа непрерывно кричала "ура!". Когда мы вернулись домой, у меня в ушах стояло "Боже Царя храни" и "ура", которые мы слышали весь день, с самого утра.