Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Безусловно, не принадлежали к лагерю Шуйских бояре кн. Никита Васильевич Хромой Оболенский, Михаил Юрьевич Захарьин, а также Иван и Василий Григорьевичи Морозовы. Князь Никита Хромой, как мы помним, был обязан своим возвышением троюродному брату, кн. Ивану Овчине Телепневу-Оболенскому, с которым в апреле 1538 г. расправились Шуйские. М. Ю. Захарьин и братья Морозовы находились в свойстве с князем Д. Ф. Бельским [893] Одна дочь Д. Ф. Бельского, Евдокия, была замужем за племянником Ивана и Василия Григорьевичей, Михаилом Яковлевичем Морозовым, а вторая, Анастасия, — за сыном М. Ю. Захарьина Василием Михайловичем Юрьевым ( Веселовский С. Б . Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 129). . Но, не поддерживая Шуйских, они не пытались и бросить им вызов. Впрочем, в случае Захарьина дело объяснялось, видимо, не только складом характера, но и состоянием здоровья: не позднее октября 1539 г. старый боярин умер [894] 16 октября 1539 г. сыновья М. Ю. Захарьина Иван и Василий Михайловичи дали вклад в Троицкий монастырь «по отце своем иноке Мисаиле» (ВКТСМ. С. 98). .

Едва ли, однако, в описываемое время Дума собиралась в полном составе, так как несколько упомянутых выше бояр к началу 1539 г. находились на наместничествах в различных городах: кн. И. М. Шуйский и И. Г. Морозов — в Новгороде, кн. А. М. Шуйский — в Пскове [895] Зимин А. А . Наместническое управление. С. 282, 285; Пашкова Т.И . Местное управление в Русском государстве первой половины XVI века (наместники и волостели). М., 2000. Прил. 1. С. 150. . Возможно, к этому списку следует добавить еще кн. Н. В. Оболенского, который в период с 1534 по 1543 г. неоднократно упоминается в качестве смоленского наместника [896] Зимин А. А . Наместническое управление. С. 288; Пашкова Т. И . Местное управление. Прил. 1. С. 154. Следует упомянуть еще кн. Д. Ф. Бельского, который с декабря 1533 по начало 1541 г. не раз называется в источниках владимирским наместником (Там же. С. 273). Возможно, впрочем, что речь идет о почетном титуле (вроде «наместника московского» — кн. И. В. Шуйского). Во всяком случае, упомянутая должность не требовала постоянного присутствия кн. Д. Ф. Бельского во Владимире: в разрядах отмечено его, «боярина и наместника», присутствие в этом городе в июле 1537-го и декабре 1540 г., но после смены «больших воевод» там числятся уже другие лица, а князь Дмитрий Федорович, как можно понять, возвращался со службы из Владимира в Москву (РК 1598. С. 91–92, 100–101). . А поскольку кн. Иван Васильевич Шуйский и его союзники в лице кн. И. Д. Пенкова, братьев Кубенских, казначея Третьякова и других влиятельных сановников постоянно находились в столице, то их лидерству, казалось бы, ничто не угрожало.

Если, однако, присмотреться к новым пожалованиям в Думу в 1539 — первой половине 1540 г., то можно усомниться в пресловутом всесилии «московского наместника» И. В. Шуйского.

В чине поставления на митрополию Иоасафа в феврале 1539 г. обращает на себя внимание следующая деталь: когда после церемонии посвящения в Успенском соборе новый митрополит по обычаю верхом на «осляти» отправился благословлять государя, то «осля» под ним вел «великого князя конюшей Иван Ивановичь Челяднин да боярин его» [897] ААЭ. Т. I. № 184/1. С. 160. . Таким образом, высокий придворный чин конюшего, который в годы правления Василия III носили представители рода Челядниных, а при Елене Глинской, как мы помним, — ее фаворит и свойственник Челядниных кн. Иван Овчина Оболенский, вновь достался отпрыску старой боярской фамилии. Хотя определенные сведения о боярстве И. И. Челяднина относятся только к лету 1541 г. [898] ПСРЛ. Т. 29. С. 41. , есть основания полагать, что думское звание он получил (как ранее кн. И. Ф. Овчина Оболенский) одновременно с чином конюшего, т. е. к февралю 1539 г.

Пожалование представителя клана, который в недавние годы правления Елены Глинской составлял опору ее режима, никак нельзя приписать инициативе кн. И. В. Шуйского. Скорее в этом можно было бы усмотреть влияние кн. Д. Ф. Бельского, которому И. И. Челяднин приходился шурином [899] Жена кн. Д. Ф. Бельского Марфа была дочерью конюшего И. А. Челяднина и родной сестрой И. И. Челяднина (см. выше гл. 3). , если бы не известная осторожность Дмитрия Федоровича, на которую давно обратили внимание исследователи: за все время «боярского правления» он ни разу не принял видимого участия в придворных интригах [900] Об этом писал еще С. М. Соловьев: «Старший сын князя Федора [Бельского. — М.К .], Димитрий, оставался в стороне при всех движениях и переворотах…» ( Соловьев С. М . Сочинения: В 18 кн. Кн. III: История России с древнейших времен. Т. 5/6. М., 1989. С. 410). См. также: Rüß H . Dmitrij F. Belskij. S. 182. .

Следующее пожалование в Думу, о котором нам известно, также вряд ли можно объяснить протекцией И. В. Шуйского и его сторонников: в июне 1539 г. впервые с боярским чином упомянут кн. Петр Иванович Репнин-Оболенский [901] РК 1598. С. 96. . Таким образом, в Думе снова стало двое Оболенских (вторым был кн. Никита Васильевич Хромой), и этот клан в значительной мере восстановил свои позиции при дворе, пошатнувшиеся было после расправы с кн. И. Ф. Овчиной Оболенским в апреле 1538 г.

В апреле 1540 г. в разрядах впервые назван боярином кн. Юрий Михайлович Булгаков (Голицын) [902] Там же. С. 99. . Напомню, что именно о нем хлопотали осенью 1538 г. кн. И. Ф. Бельский, митрополит Даниил и дьяк Федор Мишурин, но тогда, как мы знаем, главный ходатай был посажен под арест, а дьяк за участие в этой интриге поплатился головой. И вот спустя полтора года кн. Ю. М. Булгаков получил-таки желанный боярский чин. А. А. Зимин видит в этой метаморфозе «свидетельство усиления Бельских» [903] Зимин А. А . Реформы Ивана Грозного. С. 257. , однако кн. И. Ф. Бельский до конца июля 1540 г. по-прежнему находился в заточении, а что касается его старшего брата Дмитрия, то, как уже говорилось, нет никаких свидетельств о его хлопотах за кого бы то ни было. Можно заметить также, что в дальнейшем кн. Ю. М. Булгаков больше не упоминается (в отличие, например, от И. И. Хабарова) среди сторонников кн. И. Ф. Бельского: не исключено, что он уже к началу 1540 г. сумел поладить с И. В. Шуйским и его союзниками, следствием чего и явилось его пожалование в Думу.

Как бы то ни было, никто из упомянутых выше лиц — ни И. И. Челяднин, ни кн. П. И. Репнин, ни кн. Ю. М. Булгаков — не был креатурой Шуйских. При назначениях в Думу в те годы, по-видимому, учитывались интересы нескольких придворных кланов, что говорит о поиске консенсуса в боярской среде.

Из всех, кому боярский чин был пожалован в 1539 — первой половине 1540 г., лишь одного сановника можно с уверенностью причислить к сторонникам Шуйских. Но этот человек сам обладал столь большим влиянием при дворе, что едва ли нуждался в чьей-то протекции. Имеется в виду дворецкий кн. Иван Иванович Кубенский, который впервые назван боярином в жалованной грамоте от 23 мая 1540 г. [904] Помета на жалованной ружной грамоте переславским Данилову и Рождественскому монастырям, выданной 23 мая 1540 г., гласит: «Приказал боярин и дворецкой…» (ААЭ. Т. I. № 191. С. 168). Имя выдавшего грамоту сановника не названо, но боярином и дворецким в тот момент мог быть только кн. И. И. Кубенский. Следующее упоминание разрешает все возможные сомнения: жалованную данную грамоту суздальскому Спасо-Евфимьеву монастырю от 20 июня 1540 г. приказал выдать, как гласила надпись на обороте документа, боярин и дворецкий кн. И. И. Кубенский (АССЕМ. № 46. С. 106). Ранее считалось, что с боярским званием И. И. Кубенский впервые упоминается в марте 1541 г. ( Зимин А. А . Состав Боярской думы в XV–XVI веках. С. 56; Его же . Формирование боярской аристократии. С. 95). Возможно, князь Иван получил бы этот чин намного раньше, но по существовавшей тогда традиции члены одного рода попадали в Думу в порядке старшинства; поэтому дворецкому пришлось дожидаться, пока боярином станет его старший брат Михаил. Как только это случилось (к августу 1538 г.), последнее препятствие отпало, и менее чем два года спустя Иван Иванович также получил желанное думское звание.