Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Составленный в первой половине XVII в. Пискаревский летописец сохранил своего рода предание о могуществе Шуйского: «Да того же году, — записал он под 7047 (1538/39) г., — был на Москве наместьник князь Василей Шуйской. А князь велики тогда был мал» [864] ПСРЛ. Т. 34. С. 178. . Поскольку кн. В. В. Шуйский умер в самом начале указанного сентябрьского года, то, по вероятному предположению А. А. Зимина, имеется в виду князь Иван Шуйский, которого поздний летописец спутал со старшим братом Василием [865] Зимин А. А . Реформы Ивана Грозного. С. 255, прим. 3. . О том, что кн. И. В. Шуйский действительно носил пышный титул «наместника московского», свидетельствует губная грамота в Верхний Слободской городок на Вятке, выданная 8 февраля 1540 г. Помета на обороте грамоты гласила: «А приказал боярин и наместник московской князь Иван Васильевич Шуйской» [866] Наместничьи, губные и земские уставные грамоты Московского государства / Под ред. А. И. Яковлева. М., 1909. № 3. С. 58. . Вряд ли подобная должность реально существовала: как подчеркнул А. А. Зимин, «нам не известно ни одного имени наместника московского ни до И. В. Шуйского, ни после него» [867] Зимин А. А . Реформы Ивана Грозного. С. 255. . Очевидно, присвоенный себе опекуном юного государя титул должен был возвысить его носителя над прочей боярской «братией».

Высокий статус кн. И. В. Шуйского подтверждается и тем фактом, что он в мае и сентябре 1539 г. во время аудиенции крымских послов у государя говорил им «от великого князя речь», а в октябре того же года принимал ханского посла на своем дворе и вел с ним переговоры [868] РГАДА. Ф. 123 (Крымские дела). Кн. 8. Л. 591, 647, 664 об. — 665. . В годы правления Елены Глинской, как мы помним, подобной привилегией обладал фаворит великой княгини князь Иван Овчина Оболенский.

В отличие от старшего брата Василия, не оставившего письменных следов своей административной деятельности, князь Иван Васильевич Шуйский, похоже, не чурался бюрократической рутины: его имя часто встречается на страницах разнообразных документов. В январе 1535-го и августе 1538 г. он выдал несколько жалованных грамот [869] В том числе: в январе 1535 г. Троицкому Махрищскому монастырю (ОР РНБ. Ф. 532. Оп.1. № 113), в августе 1538 г. — введенному дьяку Ивану Шамскому (ОАСУ. Отд. I. № 25. С. 32) и Успенскому Стромынскому монастырю (ОР РГБ. Ф. 303. Кн. 536. Л. 432–432 об.). . Обладал князь Иван и судебным опытом: до нас дошла правая грамота, выданная им 4 мая 1534 г. игумену Троицкого Махрищского монастыря Ионе по земельной тяжбе с помещиком Шарапом Баскаковым и его сыновьями [870] АЮБ. СПб., 1857. Т. 1. № 52/IV. Стб. 172–192. . Но в 1539 — начале 1540 г. размах деятельности «московского наместника» просто поражает: создается впечатление, что кн. И. В. Шуйский пытался держать под личным контролем все нити внутреннего управления, а также дипломатию.

Весной 1539 г. князь Иван Васильевич заменил дворецкого И. Ю. Шигону Поджогина (видимо, заболевшего и отошедшего от дел) в качестве судьи по земельным тяжбам [871] Великокняжеской указной грамотой от 31 марта 1539 г. тверским писцам Г. Ф. Заболоцкому и Р. В. Унковскому, действовавшим в качестве судей первой инстанции, предписывалось в соответствии с приговором, вынесенным дворецким И. Ю. Поджогиным, отдать Успенской Изосиминой пустыни починки, бывшие предметом спора с вдовой и сыном сытника Курбата (Третьякова), и выдать монастырским старцам правую грамоту. А судные списки по новым земельным тяжбам того же монастыря с соседними помещиками впредь надлежало присылать в Москву и класть перед боярином кн. Иваном Васильевичем Шуйским ( Антонов А.В . Клинские акты XV–XVI вв. // РД. М., 1998. Вып. 4. № 5. С. 64–65). . В том же году он неоднократно, как уже говорилось, вел переговоры с крымскими послами, а в феврале 1540 г. приказал выдать упомянутую выше губную грамоту в Слободской городок на Вятке.

Но хотя доминирующее положение при дворе сначала кн. Василия Васильевича Шуйского, а затем его брата Ивана во второй половине 1538 — начале 1540 г. сомнений не вызывает, утвердившаяся в историографии оценка этого периода как времени «правления Шуйских» [872] Зимин А. А . Реформы Ивана Грозного. С. 256; История СССР с древнейших времен до наших дней: В 12 т. М., 1966. Т. П. С. 154 (автор текста — А. А. Зимин); Каштанов С. М . Социально-политическая история. С. 343. (некоторые авторы говорят даже о «правительстве Шуйских» [873] О «правительстве Шуйских 1538–1539 гг.» писал Н. Е. Носов ( Носов Н. Е . Очерки по истории местного управления. С. 297, прим. 19). Г. В. Абрамович отмечал, что после смерти Елены Глинской «во главе образовавшегося боярского правительства встал старейший представитель рода Шуйских — князь Василий Васильевич Немой» ( Абрамович Г\ В . Князья Шуйские и Российский трон. С. 82). ) представляется мне не вполне корректной [874] На неудачность выражения «правление», или «правительство», Шуйских справедливо обратили внимание Ф. Кэмпфер и Г. Штекль: Kämpfer F., Stökl G . Russland an der Schwelle zur Neuzeit. Das Moskauer Zartum unter Ivan IV. Groznyj // Handbuch der Geschichte Russlands. Bd. 1. II. Halbband / Hg. von M. Hellmann. Stuttgart, 1989. S. 873. .

Прежде всего нужно учесть, что могущество братьев Василия и Ивана Васильевичей не было никак институционализировано; их власть держалась на большом личном влиянии при дворе и наличии множества сторонников. Они не были членами великокняжеской семьи (с которой князь Василий поспешил породниться в июне 1538 г.) и по статусу не могли сравниться с великой княгиней Еленой, за которой бояре признали титул «государыни». Господство Шуйских не было легитимным: не случайно Иван Грозный впоследствии, возможно несколько сгущая краски, писал, что они «самовольством» у него «в бережении учинилися, и тако воцаришася» [875] ПГК. С. 27. . Как показали события октября 1538 г., далеко не все при дворе были готовы смириться с диктатом Шуйских, и им, чтобы настоять на своем, пришлось прибегнуть к насилию. Уже по этой причине нельзя говорить о «правлении» Шуйских в том же смысле, в каком выше шла речь о правлении великой княгини Елены.

Выражение «правление Шуйских» неудачно еще и потому, что оно создает иллюзию, будто у власти в 1538–1540 гг. находился клан Шуйских. Однако это далеко не так. Ни двоюродные братья кн. И. В. Шуйского Андрей и Иван Михайловичи, ни его племянник Федор Иванович Скопин-Шуйский не были допущены к кормилу власти; как справедливо отметил Г. В. Абрамович, князь Иван Васильевич держал своих родственников «на периферии — на постах наместников и воевод» [876] Абрамович Г. В . Князья Шуйские и Российский трон. С. 83. . Действительно, кн. И. М. Шуйский с октября 1538 г. в течение нескольких лет оставался наместником в Великом Новгороде, а его брат Андрей в 1539–1540 гг. был на псковском наместничестве [877] Зимин А. А . Наместническое управление. С. 282, 285. . Что же касается кн. Ф. И. Шуйского, то он продолжал нести ратную службу и в июле 1540 г., — т. е., как принято считать, в конце «первого периода правления Шуйских», — занимал такую же довольно скромную должность — первого воеводы сторожевого полка, как и в июле 1537 г., при Елене Глинской [878] РК 1598. С. 91, 97. .