Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Изменения придворной конъюнктуры трудноуловимы для постороннего наблюдателя. Еще сложнее проследить их историку, которого отделяют от изучаемых событий почти пять столетий. Приходится опираться на лаконичные известия летописей, которые открывают перед исследователем лишь фрагменты целой картины. Тем не менее даже те отрывочные данные, которые имеются в нашем распоряжении, позволяют утверждать, что кн. И. Ф. Бельский отнюдь не сразу после освобождения «взял управление в свои руки», как пишут некоторые авторы [943] Бахрушин С. В . Иван Грозный // Научные труды. М., 1954. Т. II. С. 264. .

В сообщении Летописца начала царства о поездке великого князя на богомолье в Троице-Сергиев монастырь 21 сентября 1540 г. обращает на себя внимание список лиц, сопровождавших юного государя: здесь вслед за братом Ивана IV Юрием Васильевичем названы бояре кн. Иван Федорович Бельский, кн. Иван Васильевич Шуйский и кн. Михаил Иванович Кубенский [944] ПСРЛ. Т. 29. С. 38. . Интересно сравнить этот перечень со свитой великого князя в аналогичной поездке к Троице, состоявшейся в сентябре 1538 г.: тогда список бояр включал в себя князей Василия и Ивана Васильевичей Шуйских и дворецкого кн. Ивана Кубенского [945] Там же. С. 34. . Порядок перечисления сановников, очевидно, не случаен: в обоих случаях он, по-видимому, отражал место данного лица в придворной иерархии.

Что же изменилось за прошедшие два года? Кн. В. В. Шуйский давно умер; первым среди бояр в сентябре 1540 г. летописец называет кн. И. Ф. Бельского, оттеснившего на второе место кн. И. В. Шуйского; а место кн. И. И. Кубенского теперь занял его старший брат Михаил. Но все же положение князей И. В. Шуйского и М. И. Кубенского можно назвать достаточно почетным: они по-прежнему входили в ближайшее окружение юного великого князя.

Поэтому слова летописца о том, что кн. И. В. Шуйский, разгневавшись на митрополита и на бояр по случаю освобождения его соперника, «учал… к великому князю не ездити, ни з бояры советовати о государьских делех и о земских» [946] ПСРЛ. Т. 29. С. 37. , не следует понимать как добровольную «отставку» старого боярина [947] Между тем Г. В. Абрамович принимает слова летописца о том, что кн. И. В. Шуйский перестал являться ко двору, за чистую монету и считает самоустранение боярина от государственных дел его большой ошибкой ( Абрамович Г.В . Князья Шуйские и российский трон. С. 85). . Скорее это был тактический ход опытного царедворца, рассчитанный на то, что без его советов не смогут обойтись и позовут его обратно. Мы не знаем, когда И. В. Шуйский возобновил участие в заседаниях Думы, но в сентябре он, несомненно, снова входил в число «первосоветников» Ивана IV.

Таким образом, возвращение ко двору кн. И. Ф. Бельского вовсе не стало очередным дворцовым переворотом: к сентябрю 1540 г. он действительно занимал первое место в придворной иерархии, но никто из его противников не был подвергнут опале. Ничего не слышно и о пожаловании сторонников князя Ивана Федоровича [948] Не соответствует действительности утверждение Г. В. Абрамовича о том, будто Бельские, пользуясь отсутствием при дворе кн. И. В. Шуйского, «смогли, наконец, провести в Думу своих сторонников»: кн. Ю. М. Голицына — в бояре, а И. И. Хабарова — в окольничие ( Абрамович Г. В . Князья Шуйские и российский трон. С. 85). На самом деле, как было показано выше, кн. Ю. М. Голицын стал боярином уже к апрелю 1540 г., когда И. Ф. Бельский еще находился под арестом. Об окольничестве И. И. Хабарова никаких сведений в источниках нет: вероятно, окольничим он так и не стал, а с боярским чином впервые упомянут в феврале 1546 г. (см. доложенный ему судный список по тяжбе старцев Печерского Вознесенского монастыря с нижегородскими посадскими людьми: РГИА. Ф. 834. Оп. 3. Д. 1914. Л. 19 об. и 31). : с лета 1540 по декабрь 1541 г., т. е. за время, которое принято считать периодом «правления Бельских», Дума не пополнилась ни одним боярином или окольничим. Правда, летом 1541 г. в летописи впервые с боярским чином упомянут конюший Иван Иванович Челяднин [949] ПСРЛ. Т. 29. С. 41. , но, как было показано выше, весьма вероятно, что этот чин он носил уже в феврале 1539 г. Во второй половине 1540-го и в 1541 г. состав Думы только сокращался: осенью 1540 г. (не позднее октября) умер боярин кн. И. Д. Пенков [950] 14 октября 1540 г. вклад по кн. И. Д. Пенкове сделал в Троицкий монастырь кн. И. М. Шуйский: ВКТСМ. С. 76. , а через год — И. И. Челяднин [951] Вклад по И. И. Челяднину в Троицкий монастырь сделан его матерью 25 октября 1541 г.: ВКТСМ. С. 90. .

Вообще, до весны 1541 г. в источниках нет никаких признаков какого-то особого влияния кн. И. Ф. Бельского. Показательно, в частности, что важное решение об освобождении семьи покойного старицкого князя в декабре 1540 г. было принято, согласно Летописцу начала царства, по инициативе митрополита и бояр; при этом никто из членов государевой Думы отдельно не упомянут: «…пожаловал, — говорит летописец, — князь великий Иван Васильевич всея Русии, по печалованию отца своего Иоасафа митрополита и бояр своих, князя Володимера Ондреевича и матерь его княгиню Ефросинию, княж Ондреевскую жену Ивановича, из нятьства выпустил и велел быти князю Володимеру на отца его дворе на княжь Ондреевъском Ивановича и с материю…» [952] ПСРЛ. Т. 29. С. 39.

Ценные подробности содержит рассказ Постниковского летописца о том же событии: «Лета 7049-го [1540 г. — М. К .) декабря в 20 день, на память Петра чюдотворца, князь великий Иван Васильевич всеа Русии, приговоря со отцом своим с митрополитом Иоасафом и з бояры, велел княж Ондрееву Ивановича княгиню и сына ее Володимера Андреевича из нятства выпустити. <���…> И перевел ее и сына ее князя Володимера на княж Ондреевский двор и села ее дворцовые отдавал. А после того и весь ей княж Ондреевъской удел отдал и бояр и диаков у нее устроил. А по городом по ее и по волостем пожалованы дети боярские великого князя» [953] ПСРЛ. Т. 34. С. 26. .

В приведенном сообщении летописец объединил два эпизода, между которыми в реальности прошел год: освобождение княгини Евфросинии Старицкой с сыном Владимиром из заточения 20 декабря 1540 г. (по Летописцу начала царства, это случилось на день позже [954] В Летописце начала царства не приводится точная дата освобождения старицкой княгини с сыном, сказано только: «того же месяца, во вторник» (ПСРЛ. Т. 29. С. 39). Но поскольку выше говорится о нападении казанского хана Сафа-Гирея на Муром 18 декабря, в субботу (Там же. С. 38), то можно заключить, что имелся в виду вторник 21 декабря. ) и возвращение им удела, принадлежавшего князю Андрею Ивановичу: официальная летопись датирует последнее событие 25 декабря 1541 г. [955] ПСРЛ. Т. 29. С. 41.