Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Амнистия, объявленная семье князя Андрея, и восстановление Старицкого удела свидетельствовали о важных переменах в настроениях придворной элиты. С. Н. Богатырев справедливо видит в этих событиях «первые признаки политической стабилизации» [956] Bogatyrev S . Ivan IV (1533–1584). P. 243. .

Милосердие было проявлено и к другому знатному узнику — сыну князя Андрея Углицкого Дмитрию, проведшему в заключении почти полвека, с семилетнего возраста [957] Князь Дмитрий был арестован в 1491 г. вместе с отцом, углицким князем Андреем Васильевичем Горяем, и старшим братом Иваном. Об их судьбе см. подробнее: Зимин А. А . Удельные князья и их дворы. С. 163–164. . Решение об его освобождении было принято в тот же день, когда были выпущены из заточения Владимир и Евфросиния Старицкие, т. е. 20 декабря 1540 г.: «Того же дни, — говорит Постниковский летописец, — велел князь великий в Переславле из тюрмы ис тына выпустити княж Андреева сына углецкого князя Дмитрея. <���…> А дети боярские у него на бреженье и стряпчие всякие были ему даны, и ключники, и сытники, и повары, и конюхи великого князя. И платья ему посылал князь великий с Москвы, и запас всякой был у него сушильной и погребной сполна, чего бы похотел. И ездити было ему по посадом по церквам молитися вольно, куды хотел. И пожил немного и там преставися, а у великого князя на Москве не бывал» [958] ПСРЛ. Т. 34. С. 26. .

Очевидно, старый и больной углицкий князь, равно как и малолетний Владимир Старицкий, уже не представлял опасности для великокняжеского престола. Династическая проблема, остро стоявшая еще в 1537 г., окончательно ушла в прошлое. Впрочем, принимая в декабре 1541 г. решение о возвращении князю Владимиру Андреевичу отцовского удела, бояре решили подстраховаться: по словам Летописца начала царства, великий князь «велел у него [Владимира Старицкого. — М. К .] быти бояром иным и дворецкому и детем боярским дворовым не отцовским» [959] ПСРЛ. Т. 29. С. 41. . А «по городам и по волостям» Старицкого удела были «пожалованы» (очевидно, кормлениями) великокняжеские дети боярские, о чем сообщает Постниковский летописец [960] ПСРЛ. Т. 34. С. 26. . Более того, как показал В. Б. Кобрин, вплоть до 1548 г. или даже 1554 г. на старицких землях распоряжался великий князь; лишь на территории Вереи князь Владимир уже с конца 1541 г. был полновластным хозяином [961] Кобрин В. Б . Из истории Старицкого удела и двора // Спорные вопросы отечественной истории XI–XVIII веков: Тезисы докладов и сообщений Первых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. М., 1990. С. 109–111. .

Однако интерес вызывают не только сами решения об освобождении семьи вдовы и сына старицкого князя и о возвращении им наследственных владений, но и механизм их принятия. Постниковский летописец говорит в данном случае о «приговоре» великого князя с митрополитом и боярами [962] ПСРЛ. Т. 34. С. 26. , а Летописец начала царства использует в декабрьских статьях 7049 (1540) и 7050 (1541) гг. иную формулу: великий князь «пожаловал» князя Владимира Старицкого и его мать Евфросинию «по печалованию отца своего Иоасафа митрополита и бояр своих» [963] ПСРЛ. Т. 29. С. 39, 41. . Вероятно, форма принятого решения точнее передана в Постниковском летописце: по всей видимости, бояре «приговорили» освободить князя и княгиню Старицких на заседании Думы с участием митрополита и в присутствии юного великого князя.

«Приговор» великого князя с боярами упоминается и в Летописце начала царства в рассказе о поездке Ивана IV на богомолье в Троице-Сергиев монастырь в сентябре 1540 г. Здесь говорится о том, что великий князь слушал молебен и литургию, «и приговорил и пировал в трапезе з братом и з бояры » [964] Там же. С. 38. (выделено мной. — М. К .).

Вообще, тема боярского совета, коллективных обсуждений и решений в Думе постоянно звучит в летописных статьях 1540–1541 гг. Припомним реакцию кн. И. В. Шуйского на освобождение его врага, кн. И. Ф. Бельского: по словам летописца, возмущенный князь «на митрополита и на бояр учал гнев держати и к великому князю не ездити, ни з бояры советовати о государьских делех и о земских » [965] Там же. С. 37. (выделено мной. — М. К .). Однако, как уже говорилось, вскоре Иван Шуйский сменил гнев на милость и в сентябре 1540 г. заседал и пировал с другими боярами во время пребывания великого князя и его свиты в Троицком монастыре.

Можно предположить, что к описываемому времени в боярской среде возникла и получила признание идея о том, что легитимны только те решения, которые были одобрены всей Думой. Любопытно, что к этому принципу при случае охотно апеллировали даже князья Шуйские, которых летописцы порицают за «самовольство» во время драматических событий 1538 г. Как мы помним, причиной расправы с кн. Иваном Бельским и его сторонниками осенью указанного года было названо то, что они «советовали» великому князю пожаловать кн. Ю. М. Голицыну боярство, а И. И. Хабарову — окольничество. «А князя Василия да князя Ивана Шуйских, — говорит летописец, — не бяше их в совете том » [966] ПСРЛ. Т. 29. С. 34. (выделено мной. — М. К .). Пискаревский летописец по тому же поводу замечает, что «Шуйския за то стали гнев держати на митрапалита и на бояр, што без них совету» [967] ПСРЛ. Т. 34. С. 178. . Таким образом, то обстоятельство, что вопрос о пожаловании думных чинов обсуждался без их участия, стало для Шуйских предлогом для применения силы и расправы со своими противниками.

На рубеже 30–40-х гг. XVI в. в придворной среде сосуществовали две противоположные тенденции: попытки отдельных кланов добиться полного господства, сопровождавшиеся вспышками прямого насилия, сменялись поисками компромисса и коллективного согласия. Первая тенденция ярко проявилась в 1538–1539 гг. и затем снова дала о себе знать в начале 1542 г. В 1540–1541 гг., напротив, временно возобладала тенденция к поиску консенсуса; возросла роль митрополита и роль Думы в целом как легитимного органа принятия решений.

Усиление коллективного начала в деятельности Думы заметно не только в процитированных выше летописных текстах, но и в канцелярских документах. Так, на обороте жалованной данной и несудимой грамоты, выданной 27 мая 1540 г. Троицкому Данилову монастырю, сделана помета: «Приказали дати все бояре» [968] Подл.: РГАДА. Ф. 281 (ГКЭ). Переславль-Залесский. № 109/8833. Опубл. (по списку): Добронравов В. Г . История Троицкого Данилова монастыря в г. Переславле-Залесском. Сергиев Посад, 1908. Прил. № 5. С. 21–22. . Примечательно, что этот документ появился на свет еще до освобождения кн. И. Ф. Бельского: очевидно, указанная выше тенденция пробивала себе дорогу независимо от того, какая именно группировка преобладала в данный момент при дворе.