Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Заметим прежде всего, что и рассказ Летописца начала царства тоже тенденциозен, только тенденция эта противоположного свойства: составитель по каким-то причинам не называет ни одного из «советников» кн. И. В. Шуйского (возможно, потому, что в 50-е годы некоторые из них были еще живы и пользовались влиянием при дворе). Но одна деталь в сообщении летописца косвенно указывает на участие казначея И. И. Третьякова в заговоре: там сказано, что схваченного кн. И. Ф. Бельского посадили «на Казенном дворе» [991] ПСРЛ. Т. 29. С. 42. . Еще несколько имен, названных в Лицевом своде, также находят подтверждение в другом источнике: в списке Оболенского Никоновской летописи, в начале уже известного нам рассказа о «поимании» кн. И. Ф. Бельского «без великого князя ведома советом боярским», к последним словам сделана приписка: «Кубенских да Палетцкого» [992] ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 140, прим. 4. . Имеются в виду князья братья М. И. и И. И. Кубенские и Д. Ф. Палецкий, которые как раз и упомянуты в Лицевом своде. Таким образом, каковы бы ни были цели составителя этого летописного памятника конца правления Ивана Грозного, но содержащаяся в нем фактическая информация о событиях января 1542 г., насколько мы можем судить, вполне заслуживает доверия.

Новыми подробностями дополнен в Лицевом своде и рассказ о ссылке князя Петра Михайловича Щенятева (он приходился кн. И. Ф. Бельскому шурином: князь Иван Федорович был женат на его сестре [993] См.: Зимин А. А . Формирование боярской аристократии. С. 35. ) и Ивана Ивановича Хабарова. Оказывается, кн. П. М. Щенятев был схвачен в великокняжеских покоях (где, возможно, пытался найти убежище): «…взяша князя Петра у государя ис комнаты задними дверми». «А Ивана Хабарова, — говорит летописец, — взяша на подворье и посадиша его на Фомине дворе Головина в погреб под полату, а оттуду сослаша его во Тверь» [994] ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 141, прим. 4 (Синодальный том); Т. 13, ч. 2. С. 439 (Царственная книга). .

Не оставили бояре в покое и митрополита: по словам Летописца начала царства, «митрополиту Иоасафу начаша безчестие чинити и срамоту великую [995] В этом месте в Синодальном томе сделана приписка: «и каменьем по келье шибати» (ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 141, прим. 5). . Иоасаф митрополит, не мога терпети, соиде со своего двора на Троецкое подворье. И бояре послаша детей боярских городовых на Троецкое подворье с неподобными речми. И с великим срамом поношаста его и мало его не убиша, и едва у них умоли игумен троецкой Алексей Сергием чюдотворцем от убиения. И был мятеж велик в то время на Москве, и государя в страховании учиниша, митрополита сослаша в Кирилов монастырь» [996] ПСРЛ. Т. 29. С. 42. .

В Лицевом своде в этот рассказ внесен ряд уточняющих деталей: так, выясняется, что на Троицкое подворье бояре посылали «ноугородцев Великого Новагорода» и что от «убиения» митрополита спас не только Троицкий игумен Алексей, но и «боярин князь Дмитрий Палецкий» [997] ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 141, прим. 6 и 7 (Синодальный том); Т. 13, ч. 2. С. 439, 440 (Царственная книга). (на самом деле в 1542 г. кн. Д. Ф. Палецкий еще не был боярином). Но наиболее выразительна следующая сцена, вставленная составителем свода, чтобы, вероятно, наглядно показать, как именно бояре «государя в страховании учиниша»: «А как князя Ивана Белского имали, — говорит летописец, — и бояре пришли к государю в постелныя хоромы не по времени за три часы до света и петь у крестов заставили. А митрополит Иасаф в те поры пришел к государю в комнату, и бояре пришли за ним ко государю в комнату шумом и сослаша митрополита в Кирилов манастырь» [998] ПСРЛ. Т. 13, ч. 1. С. 141, прим. 8 (Синодальный том). Так же в Царственной книге (с небольшими разночтениями): Т. 13, ч. 2. С. 440. .

Январские события 1542 г. свидетельствовали о продолжении острого политического кризиса, который переживало в ту пору Русское государство: династическая фаза кризиса была к тому времени уже позади, но отсутствие признанного главы у княжеско-боярской аристократии и, как следствие, шаткость и нестабильность всей придворной иерархии по-прежнему давали о себе знать. Попытка кн. И. Ф. Бельского закрепить за собой роль «первосоветника» при юном монархе, оттеснив на второй план кн. И. В. Шуйского, натолкнулась на сопротивление значительной части боярской элиты. Не располагая легитимными средствами для отстранения неугодного временщика и поддерживавшего его митрополита, бояре прибегли к открытому насилию. Тем самым была прервана наметившаяся в 1540–1541 гг. тенденция к консолидации придворной среды.

Обращает на себя внимание активная роль, которую заговорщики отвели детям боярским, в первую очередь — новгородской служилой корпорации: «ноугородцы Великого Новагорода все городом» явились ударной силой переворота. Подчеркивая решающий вклад дворянской рати в свержение кн. И. Ф. Бельского и митрополита Иоасафа, И. И. Смирнов полагал даже, что участие помещиков придало движению 1542 г. «антибоярский характер» [999] Смирнов И. И . Очерки политической истории. С. 93, 95, 96. . Однако, как справедливо отметил А. А. Зимин, дворянство было лишь использовано «для реализации планов заговорщиков» [1000] Зимин А. А . Реформы Ивана Грозного. С. 263. . На мой взгляд, поддержку городовыми детьми боярскими группировки во главе с кн. И. В. Шуйским можно поставить в один ряд с рассмотренными ранее проявлениями кризиса великокняжеской службы — такими как массовое бегство детей боярских в Литву в годы Стародубской войны или переход части новгородских помещиков на сторону кн. Андрея Старицкого в 1537 г. Как видно, после смерти последнего из братьев Василия III служилые люди, не рассчитывая на милость и пожалование юного государя, стали ориентироваться на лидеров боярских группировок. Популярность Шуйских в среде новгородских детей боярских можно объяснить и давними связями этого княжеского клана с Новгородом, где много лет был наместником родной брат И. В. Шуйского, князь Василий Васильевич (в 1500–1506, 1510–1512 и 1514 гг. [1001] Зимин А. А . Формирование боярской аристократии. С. 70–71. ), и опытом ратной службы под их началом в качестве воевод, ведь тот же кн. И. В. Шуйский, начиная с 1502 г., принял участие в целом ряде походов и кампаний [1002] РК 1598. С. 33, 42, 79, 102. .

Политическая нестабильность после январского переворота усугублялась отсутствием главы церкви. В течение двух месяцев после свержения Иоасафа митрополичья кафедра пустовала [1003] Источники не содержат точной даты ссылки Иоасафа в Кирилло-Белозерский монастырь. Из рассказа Летописца начала царства и дополнений к нему, сделанных в Лицевом своде, можно заключить, что арест кн. И. Ф. Бельского и низложение митрополита произошли одновременно. Правда, в Постниковском летописце ссылка Иоасафа на Белоозеро датирована мартом 1542 г.: «Лета 7050-го марта митрополита Иасафа сослал князь велики на Белоозеро в Кирилов, а на его место в митрополиты учинил ноугородцкого владыку Макария…» (ПСРЛ. Т. 34. С. 26). Возможно, до ссылки Иоасаф провел на Троицком подворье в Москве более продолжительное время, чем это изображается в официальных летописях. Но в любом случае с момента январского переворота он уже не мог исполнять свои обязанности: фактически кафедра пустовала. . Только в марте 1542 г. новым митрополитом был избран новгородский архиепископ Макарий [1004] Избран и наречен 16 марта, поставлен в митрополиты 19 марта: ПСРЛ. Т. 29. С. 42. . Его принято считать ставленником Шуйских [1005] Зимин А. А . Реформы Ивана Грозного. С. 264. , но в первую очередь, как справедливо подчеркивает В. В. Шапошник, избрание Макария митрополитом объясняется тем авторитетом, которым этот иерарх пользовался в церкви [1006] Шапошник В. В . Церковно-государственные отношения. С. 45, 46. Исследователь допускает также возможность поддержки Макария новгородскими детьми боярскими — участниками свержения кн. И. Ф. Бельского (Там же. С. 46). Однако источники не упоминают о том, что после январского переворота новгородцы еще несколько месяцев оставались в Москве. .