Александр Каменский - Россия в XVIII веке

Официальная советская историография, основывавшаяся на формационном подходе, относила XVIII век преимущественно к феодальной эпохе, хотя одновременно высказывалась и точка зрения, согласно которой уже с XVII в. начинается «новый» период русской истории, связанный с развитием капиталистических отношений. Расцвет в России XVIII в. мануфактурного производства позволял некоторым историкам считать именно это столетие точкой отсчета «эпохи капитализма» русской истории.

В современной отечественной историографии преобладает точка зрения, согласно которой с XVIII в. Россия вступает в Новое время. Вместе с тем в современной науке существует и понятие «раннее новое время», связанное с попытками соотнести употребляемые в отечественной историографии понятия, а в данном случае и периодизацию русской истории, с общепринятыми в мировой науке. Помимо этого, в научной литературе высказывается мнение, согласно которому отнесение истории России XVIII века к средневековью, раннему новому времени или к Новому времени зависит от выбора объекта исследования. Так, например, модернизация в результате петровских реформ политической и административной системы страны в соответствии с западноевропейскими образцами действительно позволяет делать вывод о вступлении России в Новое время. Однако сохранение, по крайней мере до 1860-х гг., многих традиционных особенностей социальной структуры российского общества и социальных отношений, прежде всего крепостного права, — это аргумент в пользу отнесения всего этого периода к эпохе средневековья.

В исторической литературе обсуждается и само понятие «XVIII век». Дело в том, что наряду с понятием «календарного» XVIII века (1701–1801 гг.) в науке существует также понятие «долгого XVIII века» как целостной исторической эпохи. Его нижнюю хронологическую границу принято обозначать началом самостоятельного правления Петра Великого (1694 г.), а верхнюю — либо мартом 1801 г., когда был свергнут Павел I, либо восстанием декабристов 1825 г., связывая с этими событиями завершение исторического периода, обладающего рядом общих отличительных черт.

Различные точки зрения существуют также на типологию Русского государства XVIII в., определение его политического строя. В историографии советского времени доминировала восходящая еще к русской дореволюционной историографии точка зрения, трактующая власть в России того времени как абсолютистскую, а царствование Екатерины II (1762–1796) было принято обозначать как эпоху «просвещенного абсолютизма». Применение подобной терминологии к русской истории XVIII века отчасти было связано со стремлением доказать тождество основных этапов исторического развития России и большинства европейских стран, в которых, как считается, примерно в то же время сформировались абсолютистские политические режимы, а во второй половине столетия в основу политических доктрин были положены принципы европейского Просвещения. Советские историки, пытаясь соединить понятие абсолютизма с формационным подходом, рассматривали его как своего рода высшую стадию развития феодальной монархии, а «просвещенный абсолютизм» как его модификацию.

Однако единства взглядов по вопросу о генезисе российского абсолютизма и его особенностях в советской историографии не было, как не существовало и общепринятой дефиниции абсолютизма. Как правило, под ним понимали политический строй, при котором власть монарха не ограничена никакими представительными органами. Применительно к русской истории абсолютизм XVIII века обычно противопоставляется сословно-представительной монархии XVI–XVII вв. с ее земскими соборами и боярской думой. Впрочем, большинство современных историков отказываются признавать существование в России сословно-представительной монархии и не считают, что не имевшие юридически оформленного статуса земские соборы и боярская дума как-либо ограничивали царское самодержавие. Следует также иметь в виду, что единства взглядов на сущность абсолютизма и адекватность этого понятия применительно к другим странам Европы XVII–XVIII вв. нет и у зарубежных историков.

Разные точки зрения высказывались в историографии и относительно содержания и хронологических рамок «просвещенного абсолютизма» в России. Так, некоторые историки склонны распространять это понятие на царствование Елизаветы Петровны (1742–1762) и даже Петра I, а другие — на эпоху Александра I (1801–1825). В настоящее время многие отечественные и зарубежные исследователи полагают, что понятие «абсолютизм» носит слишком аморфный, неопределенный характер и что, вероятно, следует воздержаться от его использования, сосредоточив усилия на изучении сущности и эволюции российского самодержавия этого периода.

Уже в русской дореволюционной историографии за послепетровским временем закрепилось название «эпоха дворцовых переворотов», как правило, ассоциирующееся в массовом сознании с контрреформами, «бироновщиной», «засильем иностранцев» и нередко характеризуемое как «безвременье». Долгое время считалось, что частые смены власти были результатом разрушившего традицию наследования престола петровского указа 1722 г., позволившего государям самим назначать себе преемника, а также особой роли созданной Петром I гвардии, которую он активно привлекал к управлению государством. Внутренняя политика преемников Петра также нередко характеризовалась как контрреформаторская по отношению к наследию великого преобразователя.

Первые попытки выработать более взвешенный взгляд на послепетровскую Россию появились в русской историографии уже на рубеже XIX–XX вв., однако по отношению к историографии в целом соответствующие работы занимали маргинальное положение. В современной историографии принята точка зрения, согласно которой упомянутые выше широко распространенные представления являются в значительной мере историческими мифами, возникшими преимущественно еще в XVIII в. как результат официальной пропаганды. В действительности после смерти царя-преобразователя у власти оказались воспитанные им опытные политики-прагматики, чья деятельность определялась конкретными политическими и социально-экономическими обстоятельствами развития страны. По существу, как отмечал еще С. М. Соловьев, послепетровское время стало периодом испытания реформ Петра реальной жизнью, их адаптации к ней и определенной корректировки. В этом смысле данный период имел большое значение для проверки жизнеспособности реформ и утверждения того вектора исторического развития, который они придали России.

Современная историография по-новому рассматривает и дворцовые перевороты, видя в них сложный социально-политический феномен и различая среди них события, связанные с борьбой политических группировок, как, например, опала А. Д. Меншикова в 1727 г. или отстранение от власти герцога Э. И. Бирона в 1740 г., и государственные перевороты, например, 1741 и 1762 гг., приведшие к свержению легитимной верховной власти и являвшиеся в определенной мере отражением общественных настроений. Одновременно с этим историки отмечают, что созданная Петром I политическая система при всей своей стройности была в такой степени замкнута на фигуру государя, что, когда на троне оказывалась слабая фигура, это немедленно приводило к ожесточенной борьбе политических партий. Поскольку при этом система не предполагала никакого конкурентного начала, то методы политической борьбы далеко выходили за рамки правового поля. В этом смысле гвардия, пользовавшаяся особым доверием царя-реформатора, действительно стала дополнительным фактором политической нестабильности, а политическая система в целом не обладала механизмами предохранения от переворотов. С другой стороны, в ряде случаев, в условиях отсутствия в России XVIII в. юридически оформленных способов выражения общественного мнения, оно выражалось именно через перевороты.

Читать дальше