Н. Кальма - Джон Браун

О эта канзасская зима в недостроенных хижинах.

Когда-то в молодости Джону Брауну был нипочем любой мороз. Но теперь этот снег, сухой, как песок, и ветер, воровато залезающий во все щели, наводили на него тоску. Он никак не мог согреться, и ему трудно было работать в таком холоде. Газета города Лоренса величала его «пожилым джентльменом», а соседи уже звали его «старым Брауном». Канзасская земля пока еще не приносила урожаев. В Северную Эльбу приходилось посылать одни благословения, денег у Брауна не было.

Между тем в Канзасе продолжалось напряженное положение. В Топике была принята конституция свободного штата, и в январе состоялись выборы.

Это вызвало новые стычки рабовладельцев с аболиционистами. По всем дорогам шатались вооруженные до зубов молодцы из Южной Каролины, ловили проезжавших и спрашивали: «За рабовладение или против?» С отвечающими «против» расправлялись на месте.

Президент Пирс выпустил воззвание, в котором предостерегал от сопротивления избранному рабовладельцами законодательному собранию и называл правительство в Топике революционным. Президент категорически воспрещал сбор денег на Канзас, вербовку людей и снабжение их оружием. «Все попытки вмешательства будут решительно пресечены», — писал он.

Своим воззванием Пирс окончательно развязал руки рабовладельцам, узаконил все их действия и открыто направил вооруженные силы государства против сторонников свободного штата. Но и в самом конгрессе в Вашингтоне было неспокойно: от речей почтенные депутаты стали переходить к драке. Сенатор Семнер назвал рабовладельцев Юга «бандой разбойников» и «гнилой отрыжкой цивилизации». За это другой сенатор, южанин Брукс, ударил Семнера палкой по голове.

Все помещики на Юге пришли в восторг, и Брукс получил в подарок множество дорогих палок с надписями, прославляющими его «геройство».

В марте аболиционисты написали в Вашингтон прошение о принятии в Союз свободного штата Канзас. Адвокат Лэйн и губернатор Ридер — сторонники фрисойлеров — были избраны сенаторами штата; Джон Браун-младший также вошел в новоизбранное правительство.

В том же месяце палата послала из Вашингтона в Канзас комиссию для выяснения вопроса о законности той или другой власти. Когда комиссия прибыла в Лоренс, туда явился шериф округа Джонс и, чтобы спровоцировать новое столкновение, арестовал одного фрисойлера. На помощь арестованному бросились его друзья, и шерифу пришлось убраться. В тот же день губернатор Шаннон издал приказ о мобилизации всех сторонников рабовладения.

Теперь в Канзасе разгорелась уже настоящая война. Кроме добровольцев с обеих сторон, в ней принимали участие войска федерального правительства.

В апреле отряд федеральных войск был послан на помощь губернатору Шаннону. Шериф Джонс, глава этого отряда, арестовал в Лоренсе целый ряд сторонников свободного штата. Ночью кто-то выстрелил в окно дома, где остановился Джонс. Шериф был только ранен, но миссурийцы обрадовались предлогу и объявили, что Джонса убили фрисойлеры.

Газеты рабовладельцев завопили о мщении. Была объявлена официальная мобилизация для борьбы с мятежным Лоренсом. Быть может, если бы в этот момент в Лоренсе оказался «старый джентльмен» — Джон Браун, все дальнейшие события обернулись бы совсем иначе. Но Браун вспахивал с Оливером поле за своей хижиной в Браунсвилле, и карабин его лежал рядом с винтовкой сына на возу.

Семьсот головорезов-южан под предводительством Дэйва Атчинсона, бывшего вице-президента Соединенных Штатов, начали громить Лоренс. Дэйв Атчинсон выступил перед своим «отважным отрядом», и речь его была напечатана во многих газетах.

— Мы войдем в этот проклятый Лоренс и дадим этим проклятым аболиционистам такой южный урок, которого они не забудут до самой смерти, — сказал «предводитель». — Это самый счастливый день в моей жизни, друзья. И помните: если кто-нибудь станет у вас на пути — будет ли это мужчина или женщина, безразлично, — угостите их свинцом и отправьте к праотцам.

Возбужденные этой речью, миссурийцы набросились на город. Над ними развевалось черно-белое знамя с их девизом «Южные права». Здание почты, многие дома в городе были разрушены пушечными выстрелами. Миссурийцы подожгли редакцию газеты «Херальд оф Фридом». Они изломали печатные машины сторонников свободного Канзаса, бросили их в реку и бесновались вокруг рассыпанного по земле набора.

Гостиница, где заседал «свободный» конвент, была также разрушена выстрелами. В городе шел грабеж, погром. «Сыны Юга» громили лавки и дома фрисойлеров.

К сожалению, в этот критический момент у сторонников свободного штата не нашлось достойного руководства. Ридер бежал, другие члены правительства спасовали перед сильнейшим противником и постановили не оказывать сопротивления.

В Браунсвилл прискакал на взмыленной лошади один из соседей.

— На помощь! Все на помощь! — закричал он. — Они жгут Лоренс! Город горит! Мы собираем всех. Встреча вечером, на калифорнийской дороге!

Джон Браун и его сыновья побросали свои мотыги: до мотыг ли сейчас! Один из сыновей сбегал за ближайшим соседом — кузнецом Винером. Австриец Винер, такой же гигант, как Брауны, участвовал в революционных событиях 1848 года и всеми силами души ненавидел помещиков-поработителей. Он явился на зов, даже не сняв кожаного фартука, в котором работал у наковальни.

— Что надо делать?

— Идти к Лоренсу, — отвечал Браун. — Теперь нам остается надеяться только на самих себя. У нас нет вождей, и мы не можем ждать помощи от правительства. Правительство уже доказало, на чьей оно стороне. Миссурийцы действуют террором и думают, что аболиционисты отступят, постесняются отвечать тем же. Но врагов надо уничтожать любой ценой. Борьба есть борьба. Помните: «Око за око, зуб за зуб».

Он вынул из кармана потрепанную книгу, которую теперь всегда носил с собой. Это была библия, та самая, которую когда-то читала ему мать.

В этом обращении к богу, как помощнику во всех вопросах жизни, не было ничего удивительного в те времена. Джон Браун с его пуританскими традициями и религиозностью воплощал в себе типичные черты тогдашнего американского фермерства. Его бог был богом простых людей, в поте лица добывающих свой хлеб. Этот бог помогал ему и его товарищам бороться с засухой и недородами, он защищал своим словом права бедняков и помогал бороться с угнетателями. Но рядом с религиозностью в Джоне Брауне жил дух неистребимой мятежности, жажда настоящей свободы и вера в справедливость, которую добывают только в борьбе. И вот теперь, когда перед ним стояли и ждали его решения сыновья и соседи, он не медлил ни минуты.