Петр Толочко - Русские летописи и летописцы X–XIII вв.

В том же 1205 г. Роман Мстиславич гибнет под польским городом Завихостом, а Рюрик Ростиславич возвращается на киевский престол. Содержащаяся об этом запись 1205 г. в Лаврентьевской летописи несомненно имеет киевское происхождение. В ней сообщается, что Рюрик «смета с себе чернечьскыѣ порты и сѣде Кыевѣ». [433] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 426. После этого он предпринимает попытку «растрич» жену, но она уже не пожелала вернуться в мир. В продолжении записи сообщается о взаимном крестоцеловании Рюрика и Ольговичей («И цѣловаша крестъ Рюрикъ къ Олговичемъ и Олговичи к Рюрику»), о неудачном походе союзников к Галичу, а также об изгнании Ростиславом Рюриковичем из Вышгорода Ярослава Владимировича. В записи имеется характерное замечание, которое не оставляет сомнения в том, что сделал ее киевский летописец. Речь идет об оценке похода на Галич. В его неудаче обвинены только Ольговичи, которые «възвратишася с срамом великим в свояси». Поход был совместный, может быть, даже инициированный Рюриком, рассчитывавшим взять реванш за унижение от Романа Мстиславича, но срам почему-то пал только на Ольговичей.

Из киевского летописания происходит также описание борьбы за Киев, которая развернулась между Рюриком и Всеволодом Чермным. В продолжение 1206–1207 гг. Киев переходил поочередно в руки то одного, то другого князя. Симпатии летописца в этой борьбе на стороне Рюрика. Рассказав об изгнании Рюриком из Киева Всеволода Чермного, а из Переяславля его сына, летописец приводит евангельскую притчу, которая будто бы сбылась над Всеволодом. «И сбыся над ним притча еуангельская: „Яко всякъ взносяися смѣрится, а смѣряяся вознесется и пакы еюже мѣрою мѣрите, възмѣрится вам“». [434] Там же. Стб. 428. Другими словами, Всеволод получил то, что перед этим сделал Рюрику, и летописец явно удовлетворен торжеством справедливости.

В ту же зиму Всеволод предпринял новую попытку изгнать Рюрика из Киева, но она ему не удалась. Простояв под городом три недели, черниговские князья и их традиционные союзники половцы вынуждены были снять осаду. Летописец не без удовлетворения записал: «Възвратишася вспять, не успѣвше ничтоже». [435] Там же.

Неудача не остудила Всеволода Чермного и в следующем году он вновь выступил на Киев. На этот раз поход был подготовлен более обстоятельно. Всеволоду удалось собрать для него весь многочисленный клан Ольговичей. Пришла подмога из Галича, где в это время княжил Владимир Игоревич, а также от половцев. Противостоять такой силе Рюрик не мог, а поэтому без боя оставил Киев и ушел в Овруч. Союзники овладели также Треполем, Белгородом и Торческом. Киевским князем вновь стал Всеволод Чермный.

Его победа расценена летописцем как большое зло для всей Русской земли. «Всеволод же Чермныи пришед сѣде в Кыевѣ, много зла створивъ землѣ Рустѣи». Особенно бесчинствовали союзные черниговскому князю половцы. «Они же много зла створиша по земьли плѣнующе, сѣкуще и села жгуще». [436] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 429. Вину за это летописец однозначно возлагает на Всеволода, который разрешил поганым воевать и грабить русские города и села. Конечно, так написать мог только киевлянин, которому не безразличной была судьба Киева и Русской земли.

Видимо, этому же летописцу принадлежат краткие записи об очередном возвращении Киева Рюриком Ростиславичем, а также об еще одном безуспешном походе Ольговичей на киевского князя. Особых идеологических предпочтений, которые бы указывали на киевское происхождение этих текстов, нет, но есть стилистические, буквально повторяющие предыдущие записи. «Рюрик же слышав се оже убьенъ бысть Романь» (1205 г.) и «то же слышавъ Рюрикъ оже Всеволодъ великыи князь стоит у Рязани» (1207 г.). Рассказы о двух неудачных для Ольговичей походах заканчиваются стереотипным выражением: «Не успѣвше ничтоже».

В статье 1210 г. Лаврентьевской летописи содержится хроникальное известие об обмене столами между Рюриком Ростиславичем и Всеволодом Чермным. Первый сел в Чернигове, а второй в Киеве. Отсутствие каких-либо подробностей необычного финала драматической борьбы князей за Киев не позволяет относить это известие текстуально к киевскому летописанию. Однако вряд ли приходится сомневаться в том, что суздальский летописец получил эти сведения от киевского информатора или воспользовался какой-то южнорусской записью.

Среди исследователей давно ведется спор о принадлежности повести о первом появлении у границ Руси монголо-татар и драматической битве с ними русских дружин на Калке в 1223 г. К. Н. Бестужев-Рюмин признавал ее автором очевидца из волынцев или галичан. [437] Бестужев-Рюмин К. Н. О составе русских летописей до конца XIV в. СПб. 1868. С. 154. Согласно И. И. Срезневскому, в описании битвы, возможно, отразилось «сказание киевского летописца». [438] Срезневский И. И. Древние памятники русского письма и языка X–XIV вв. 2-е изд. СПб. 1882. С. 98–99. М. С. Грушевский видел в летописной статье влияние редактора, близкого Данилу Романовичу и его брату Васильку. [439] Грушевський М. С. Історія України — Руси. Львів, 1890. Т. 2. С. 346. В советское время аналогичную мысль высказали Л. В. Черепнин и М. Н. Тихомиров. Главным аргументом в пользу такого вывода исследователи считали благосклонное отношение летописца к Данилу Галицкому. [440] Черепнин Л. В. Летописец Данила Галицкого. ИЗ, 1941. Т. 12. С. 244–245; Тихомиров М. Н. Русская культура X–XVIII вв. М., 1968. С. 86–87.

По мнению А. В. Эммаусского, в летописной статье 1224 г. Ипатьевской летописи отражен ряд источников. «Повесть написана участником похода и первоначально находилась в тексте Летописца Переяславля Русского, потом попала во владимирский свод Юрия II 1228 г.» и только затем оказалась в составе «общерусского летописного свода южной редакции конца XIII века». Вторым источником статьи А. В. Эммаусский считал «Повесть о Даниле Романовиче». [441] Эммаусский А. В. Летописные известия о первом нашествии монголо-татар на Восточную Европу. Ученые записки Кировского гос. пединститута. 1958. Т. 1., вып. 17. С. 69–70. В. К. Романов, предприняв обстоятельный текстологический анализ статьи 1283 г., пришел к выводу, что в ее основу положены три источника: киевский и два галицких (сочувственных Мстиславу Мстиславичу и Данилу Романовичу). [442] Романов В. К. Статья 1224 г. о битве при Калке Ипатьевской летописи // Летописи и хроники 1980 г. М., 1981. С. 99–103.

Видимо, со временем «Повесть о битве на Калке» действительно пополнилась текстами галицких летописцев, но в своей основе она имеет безусловно киевское происхождение. В пользу этого свидетельствует ярко выраженная прокиевская позиция автора повести. Перечисляя старших князей Русской земли, принявших решение о походе на монголо-татар, первым он называет Мстислава Киевского. Уважительно звучит и сообщение о гибели киевского князя: «Мьстиславъ старый добрый князь ту убьенъ бысть». [443] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 446. Черниговский князь, также погибший в этой кровавой битве, назван просто «другим Мстиславом». Особое внимание проявил летописец и к киевским потерям. «Глаголют бо тако яко Кыянъ одинѣх изгибло на полку том 10 тысяч и бысть плачь и туга в Руси и по всей земли». [444] Там же. Ст. 446–447.