Петр Толочко - Русские летописи и летописцы X–XIII вв.

При всем желании найти здесь что-то специфически переяславльское практически невозможно. Запись производит впечатление основанной на каком-то устном сообщении. Она начисто лишена подробностей. Летописец не знает даже, на какой реке Владимир Всеволодич встретил половцев. Несколько необычным кажется для переяславльского летописца и отстраненное выражение: «мнози от Руси избьени быша, а инѣх изимаша, и самого князя Владимира яша, и ведоша и в вежѣ свои». [597] Там же. Так бесстрастно и общо мог написать только владимирский летописец, находившийся за тысячу верст от события, да к тому же писавший задним числом.

На этой записи и исчерпываются известия, якобы взятые из Летописца Переяславля. Два-три сообщения об отсылке в Переяславль русских князей (в 1213 г. — Володимира Всеволодича, в 1227 г. — Всеволода Константиновича, а в 1228 г. — Святослава Всеволодича) имеют очевидное владимирское происхождение. Наверное, владимирский летописец воспользовался южнорусским письменным источником при составлении статьи 1223 г., повествующей о Калкской битве, но он, бесспорно, был составлен в Киеве. Другие южнорусские события, о чем уже шла речь, написаны владимирскими книжниками на основании свидетельств очевидцев.

Таким образом, ни о каком привлечении в качестве южнорусского источника Летописца Переяславля Русского при составлении великокняжеского свода Юрия 1228 г. не может быть и речи. Такого Летописца, скорее всего, не существовало в природе.

Что касается вывода М. Д. Приселкова о том, что слияние великокняжеского владимирского свода Юрия, а также Летописца Константина и его сыновей было осуществлено в Ростове, то он вполне корректен. Анализ записей Лаврентьевской летописи между 1212 и 1240 гг. показывает преобладание в них известий, связанных с деятельностью Константина и его сыновей, а не великого князя Юрия Всеволодича, что несомненно имело бы место, будь сводчик владимирцем. Некоторое удивление вызывает только необычная скороговорочность свода. В нем практически не нашли отражения даже события, связанные с завоеванием Константином великокняжеского владимирского стола. Летописец ограничился несколькими общими фразами о том, что «исконный злой враг дьявол» воздвиг злобу между братьями Константином и Юрием, приведшую к военному столкновению между ними. Победил Константин и сел во Владимире, а Юрий занял Суздаль. Приписка о всеобщей радости в Суздальской земле — «И бысть радость велика в земли Суждальстѣи» — свидетельствует, что запись эта принадлежит летописцу Юрия. Ростовский бы в этом месте отметил радостную встречу Константина владимирцами, о чем сообщается в Московском летописном своде конца XV в.

Наблюдения над текстом, составленным из двух летописей, показывают, что сводчик 1239 г. не очень злоупотребил идеологической предвзятостью. Константин и его сыновья характеризуются с наилучшей стороны, они христолюбивые и благочестивые, добрые строители земли, но при этом сохранены и записи летописца Юрия, в которых тот всегда именуется великим и благоверным князем и представлен как старейшина всех владимиро-суздальских князей. Признанием этого факта отмечены и статьи ростовского летописца. О Васильке Константиновиче, не поспевшем к походу южнорусских князей на монголо-татар в 1223 г., сказано, что он «Сохраненъ Богомъ и силою креста честнаго, и молитвою отца своего Константина, и стрыя своего Георгия». [598] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 447. Присутствует в своде и восторженный панегирик Юрию, в котором сказано, что он сын благоверного отца Всеволода, украшен добрыми нравами, хранитель Божьих заповедей, строитель городов и церквей, особенно Новгорода, что в устье Оки, почитатель монашеского и поповского чинов, щедрый к убогим. Из продолжения статьи, содержащей панегирик, можно сделать вывод, что написан он ростовским автором. {20} 20 М. Д. Приселков полагал, что некролог Юрия взят из Владимирского свода. Основанием ему послужила цифра 24, как счет годов великого княжения Юрия во Владимире. В действительности Юрий княжил 22 года, в 1217 и 1218 гг. стол Владимира занимал Константин. Не считать этого мог, якобы, только Юрьев летописец. Ростовский бы обязательно вычел два года. Если это так, тогда возникает вопрос, почему этого не сделал сводчик летописей, он ведь тоже был ростовцем? См.: Приселков М. Д. История русского летописания… С. 91–92.

Заказчиком свода 1239 г., как верно определил М. Д. Приселков, был новый великий князь Владимиро-Суздальской Руси Ярослав Всеволодич. В пользу этого свидетельствуют записи 1238 и 1239 гг. В первой сообщается об утверждении во Владимире сына Всеволода Ярослава, восшествие которого на престол вызвало якобы «радость великую». Во второй летописец с воодушевлением говорит о том, что от рук иноплеменников Бог избавил Ярослава, правоверного и благочестивого князя, шесть его благородных сыновей, а также некоторых других представителей семейства Всеволода Большое Гнездо.

Об авторах летописей Юрия и Константина Всеволодичей, равно как и о редакторе свода 1239 г., сказать что-либо определенное сложно. Бесспорным кажется только то, что все они принадлежали к духовному сословию. Церковной фразеологии здесь меньше, чем в летописях Андрея Боголюбского и Всеволода, но также достаточно много, чтобы сделать такой вывод. Летописцы отмечают все случаи закладки князьями новых храмов и восстановления обветшавших. Сообщают об упокоении и поставлении епископов. Уточняют время многих событий ссылками на религиозные праздники: «На память святаго Марка евангелиста»; «В день памяти святаго пророка Ильи»; «В праздникъ Срѣтенья» и т. д. Присутствуют в летописи и назидательные церковные поучения, так характерные для предшествующих этапов владимирского летописания.

Авторское присутствие в этой части летописи отмечено лишь однажды, в статье 1227 г. Завершая рассказ о поставлении во Владимире игумена Святой Богородицы Митрофана в епископы Владимиру и Суздалю митрополитом Кириллом, летописец заметил: «Приключися и мнѣ грѣшному ту быти и видѣти дивна и преславна, и прославиша всемилостивого Бога и великаго князя Гюрга». [599] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 449. Можно предположить, что это свидетельство ростовского церковника, прибывшего на освящение Митрофана вместе со своим епископом. К числу особенностей его летописания можно отнести восторженные похвалы в адрес не только князьям, но и епископам. При этом ростовский книжник в разных местах использует сходный стилистический оборот. «В лѣто 1216. Преставися епископъ Ростовскыи Пахомий и положенъ бысть в церкви святыя Богородица, в своей епископьи, сь бь блаженный епископъ, избранник Божий, и истинный бѣ пастырь, а не наемникъ». [600] Там же. Стб. 439. В продолжении статьи 1231 г., рассказывающей об освящении Ростову епископа Кирилла, летописец заметил, что уже в первый год своего душпастырского служения он проявил себя с наилучшей стороны. «Кирил священный епископъ в первое лѣто, во онем же поставленъ бысть епископомъ богохранимому граду Ростову, многы добродетели показа, яко истинный святитель, а не наемник». [601] Там же. Стб. 459.