Валерий Легостаев - Как Горбачев прорвался во власть

Простые люди, знавшие только ту версию истории, которой их обучали в советских школах, были ошеломлены потоком новых фактов, разоблачений и новых интерпретаций. Они говорили в шутку, что Советский Союз — страна с непредсказуемым прошлым. Летом 1988 года в школах были отменены экзамены по истории, потому что в них больше не было никакого смысла.

К осени либеральные газеты состязались друг с другом в описании сталинских зверств. Когда солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ» был, наконец, опубликован в Советском Союзе, он стал бестселлером. Еще более шокирующим рядового советского гражданина был беспощадный обвинительный акт против Ленина в книге Василия Гроссмана «Все течет…» и сравнение, которое он проводил между режимом Сталина и Гитлера в романе «Жизнь и судьба».

Советская внешняя политика также подвергалась тщательному анализу; прибалты объявили, что пакт Молотова — Риббентропа был не только несправедливым, но и незаконным.

Дискуссии имели немедленные и мощные политические последствия. По какому праву партия, направлявшая все эти преступления, осуществляет «руководящую роль» в стране? Демократы вовсю использовали этот довод. Реакционеры среди коммунистов пытались положить конец дискуссии. Однако эта проблема, как и многие другие, быстро вышла из-под контроля партии…

Афанасьев затронул радикально важную проблему. Сможет ли нация признать свою вину?.. Однако, в конечном счете, так ничего и не было сделано. Были разоблачения в конце 80-х годов. Было несколько ярких речей Ельцина и его сторонников, сразу же после путча 1991 года. Однако позже лидеры России уже не выступали с официальными признаниями вины, лежащей на советском режиме. Многие лица, особенно иностранцы, считали это роковым упущением».

Позволительно спросить господина посла: а перед кем наша нация должна признать свою вину? Перед народами Восточной Европы, которых мы спасли от фашизма или, может быть, перед евреями, которых мы спасли от Холокоста? Впрочем, если они захотят, мы признаем, что виноваты в этом, — пусть только скажут; пусть Афанасьев даст нам сигнал, — и мы признаем, еще как признаем!

Само собой, большое внимание Р. Бретвейт уделяет академику Сахарову: «В марте 1989 года я должен был передать ему письмо — в связи с подготовкой к предстоящему летом присвоению ему почетного докторского звания в Оксфорде. Он встретил меня очень вежливо, предложив место на диване в маленькой комнате его квартиры (место на диване — это как понимать? Ночевать, что ли, оставил? — В.Л.).

Он был в это время в самой гуще ожесточенной и противной борьбы за избрание на Съезд народных депутатов. Но он считал своим долгом — и я ему верил — стойко выдержать все. Особое беспокойство в тот момент у него вызывала Абхазия. Абхазское меньшинство хотело отделиться от Грузии, и это было чревато большой бедой (для кого? — В.Л.). Сахаров… постоянно предостерегал, уговаривал, критиковал Горбачева за то, что тот недостаточно быстро продвигается в направлении конституционного государства».

«Его политическая наивность иной раз вызывала конфликты», — пишет дальше Бретвейт. В чем же была наивность Сахарова, думает заинтригованный читатель? Может быть, академик считал, что НАТО и Соединенные Штаты несут мир и процветание всем народам Земли? Посол об этом умалчивает, но сообщает поразительную подробность. Сахаров, оказывается, «заявил на Съезде народных депутатов, что советская авиация бомбила собственные войска в Афганистане, чтобы они не попали в плен к противнику. За это на него жестоко накинулись два высших армейских офицера». Не оценили, значит, наивность Сахарова армейские офицеры и сочли ее тем, чем она и была в действительности — подлостью и клеветой…

Бретвейт горько сетует: «Я иногда думал, что Сахаров настроен слишком критически, что он делает жизнь для Горбачева излишне трудной и что он с большей легкостью достиг бы своих целей, если был менее категоричен в своих суждениях.

Я был неправ. Его противостояние советской системе, его идея, что Россия сможет выжить лишь при условии, если она станет открытым обществом, были незаменимой интеллектуальной и политической предпосылкой перестройки…

Новая Россия, отчаянно боровшаяся за то, чтобы наконец родиться на свет, нуждалась в таком человеке, как он, — мужественном воплощении совести нации. После его преждевременной смерти, когда перестройка все больше сбивалась с пути, его голоса отчаянно не хватало». Как можно догадаться, голоса Сахарова не хватало, чтобы сокрушить Союз, поэтому, потеряв свою совесть, нация и в 1991 году все еще голосовала за сохранение СССР…

Об остальных «других» своих приятелях Бретвейт сообщает самые общие сведения: «Большинство из них были выходцами из Москвы и Ленинграда и почти все без исключения были членами коммунистической партии. Некоторые были непоколебимыми поборниками «нового мышления», впервые позволившими себе смотреть на вещи не ортодоксально еще в 60-х годах. Среди них были университетские профессора, не имевшие, несмотря на свое членство в партии, никакого политического опыта. Некоторые весьма успешно проявляли себя на ораторских трибунах, на улицах и в парламенте. Им нравились внешние атрибуты власти. Они делали все что могли для продвижения реформы…

После крушения Советского Союза некоторые из них остались на политической арене новой республики, некоторые нашли себе странных попутчиков в среде левых неокоммунистов или отъявленных правых националистов, кое-то вернулся в мир науки или бизнеса, а кое-кто в безвестную частную жизнь».

Может быть, они и сейчас находятся среди нас, англофилы и американолюбы, и ждут своего часа, чтобы опять «смотреть на вещи не ортодоксально»…

Естественно, что противников Горбачева английский посол ругает, чему можно лишь порадоваться. Так, например, Н. Рыжков вначале «вел себя хорошо», но «в середине 1989 года он отдалился от Горбачева, обвинив его в том, что тот не оказывает ему надлежащей поддержки. В ельцинской России он примкнул к правым неокоммунистам, несмотря на сравнительно либеральные взгляды, которые высказывал в разгар перестройки».

Не лучше обстояло дело с А. Лукьяновым: «Ввиду его близости к Горбачеву иностранцы были склонны видеть в нем одного из главных столпов перестройки. Но проницательные наблюдатели не обманывались на этот счет и справедливо относились к нему с подозрением. Летом 1991 года он помогал в организации заговора против Горбачева… Он видел, что кардинальные перемены, затеянные Горбачевым, приведут к распаду Советского Союза и концу социализма. Об этом он не хотел даже думать. За два с половиной года, пока его не посадили в тюрьму, я виделся с ним всего раз или два. Возможности для еще одной приятной беседы мне больше не представилось». Ну, не шел Лукьянов на контакт с представителем Англии; что тут поделаешь — посадили в тюрьму.