Дмитрий Язов - Август 1991. Где была армия

В Америке на встрече, организованной Билингтоном, директором Национальной библиотеки Конгресса США, Горбачев признался: значимость национальных проблем он оценил только осенью 90-го года. Это, мягко говоря, неправда. На Политбюро национальные проблемы рассматривались частенько. Вспыхнул крымско-татарский конфликт— создали комиссию под руководством А. А. Громыко. Произошла трагедия в Фергане — председателем комиссии назначили Н. И. Рыжкова.

…Многие писаки утверждали, мол, у Горбачева гибкий ум, он отличается оригинальностью мысли. После смерти Черненко злые языки гадали, с чего Горбачев начнет: «Сажать или сеять?» Ошиблись. Он начал дрейфовать, подгоняемый чужими мыслями. Кто-то из помощников посоветовал ему почаще беседовать с народом, это было горе для русского языка. В интеллигентных семьях родители затыкали детям уши. Околесицу нес человек с университетским образованием. Чем он занимался в университете? Стучал на товарищей?..

В своей книге «Мой выбор» вы рассказываете об отношениях с Генеральным секретарем: «В условиях «феодальной» вертикальности мне не оставалось ничего другого, как играть по правилам системы. А именно — добиваться поддержки сюзерена. И я получил ее. Было бы нечестно утверждать, что поддержку я получил лишь благодаря славословию в адрес Брежнева. Гроссмейстеров лести у него хватало и без меня».

Ах, как скромничает Эдуард Амвросиевич. Да неужто запамятовал, как сотрясал воздух Дворца съездов во время работы съездов партии слащавыми панегириками?

«Иногда мы встречались и беседовали, — вспоминает Шеварднадзе. — Я делился с Генсеком своими планами — это ему импонировало». И даже не высказали Генсеку свои взгляды на самостоятельность Грузии? Лишь через два десятилетия вы, Эдуард Амвросиевич, освободили грузин от «ига» русских. А жаль! Под вашим мудрым руководством грузины бы не ведали беды. Только корочки от мандаринов разлетались бы в стороны… Слишком долго вы изливали чувства преданности и любви к московским колонизаторам — дух захватывает! И если раньше вы, Эдуард Амвросиевич, вкушали деликатесы с московского стола, то сегодня предпочитаете рейнские объедки.

Чего же добилась Грузия в эпоху второго воцарения батоно Шеварднадзе в Тбилиси? Быть может, величайшего расцвета поэзии? Да нет! Музе, нищенке в ветхих одеяниях, оставшихся от советской эпохи, не до стихов. Она ушла в «челночницы» после ваших экономических преобразований, Эдуард Амвросиевич. Неудобно и Мельпомене выходить на сцену при свете коптилок. Зато щедро проплаченные клакеры каждый выход батоно Шеварднадзе на политическую авансцену встречают бурными аплодисментами. И моноложит Эдуард Амвросиевич, и расточает бесконечные комплименты единственному зрителю в этом театрике — Международному валютному фонду.

Ни Армения, ни Азербайджан, ни Казахстан, да никакая другая республика жить лучше не стала. Повсюду развал! Ни двуглавый орел, ни лунный серп, никакие атрибуты суверенности и гроша ломаного не стоят по сравнению со страданиями народа, разъединенного и ограбленного.

Ложь, желание приукрасить себя в изобилии встречаются на страницах вашей книги, Эдуард Амвросиевич. Вы пишете: «В декабре 1979 года мы с Горбачевым почти одновременно узнали из газет о вступлении советских войск в Афганистан и поспешили встретится друг с другом, чтобы обменяться мнениями».

И это ложь, Эдуард Амвросиевич! Вот вырезка из газеты «Заря Востока», там ваше выступление. Вы одобряете, приветствуете ввод войск в Афганистан. И когда я читаю в вашей книге критику в адрес Политбюро, которое вы осуждаете за вмешательство в дела суверенного Афганистана, я вспоминаю, как уже после выхода советских войск из Афганистана, вы вместе с Горбачевым требовали от меня продолжать оказывать помощь Наджибулле.

И последнее, о чем я хочу сказать: «После неудачных покушений на вашу персону, Эдуард Амвросиевич, матери сыновей, которые стреляли в вас, как правило, идут с цветами на могилу Серго Закариадзе, Нодара Думбадзе, чтобы поблагодарить их за то, что не оставили они равнодушными юношей к судьбе Грузии…»

Вспоминаю, как Д. Ф. Устинов, министр обороны, проводил стратегические командно-штабные учения «Юг». Результаты учения анализировали в Баку, после чего Дмитрий Федорович устроил обед, на который пригласили командующих округами. На обеде присутствовал Г. Алиев. На этом приеме я стал свидетелем шпажного политического боя, когда Алиев и Устинов скрестили шпаги, да так, что звон от них донесся аж до стен Кремля, на что, по-мо-ему, и рассчитывал глава республики.

Алиев как бы в шутку сказал, что Устинов узурпировал власть в Азербайджане. Бакинцы и слова не могут молвить. Но как оказалось, Гейдар Алиев этаким образом подбирался к самым глубинам своего велеречивого тоста, он закончил свою речь перечислением выдающихся заслуг маршала Устинова во имя укрепления обороноспособности солнечного Азербайджана.

Кто-то из местных коммунистов попытался расширить официальные рамки елея, призывая маршала Устинова всех собравшихся за столом взять в плен, ибо это самое сладостное и справедливое пленение бакинских «сыновей» маршала Устинова.

Конечно, все эти «искренние» тосты заранее обговорили и отредактировали в кабинетах республиканской элиты, и Дмитрий Федорович прекрасно понимал, с каких партийных вершин обрушивались на него водопады восхвалений.

«Очень хорошо, что стальные мускулы Азербайджана, — подчеркнул маршал, — отрезвляюще действуют на воспаленное воображение политических деятелей в Турции. Мы дружбу народов никогда не разменяем на лживые ориентиры».

Командуя армией, я никогда не замечал националистических пристрастий у Алиева, а вот легкая неприязнь к армянскому руководству просматривалась. Как-то на одном из военных советов в Тбилиси командующий П. В. Мельников высказал мысль, мол, пора Военный совет провести в Ереване. Но, к моему удивлению, Алиев и Шеварднадзе вылететь в Ереван наотрез отказались. Они даже не попытались мотивировать свое решение.

В 1982 году Гейдара Алиевича назначили первым заместителем Председателя Совета Министров СССР, он переехал в Москву. Но вскоре к власти пришел Горбачев, и звезда Алиева закатилась. Горбачев всячески ограничивал его контакты с Азербайджаном. Конечно, это вызывало обиды у гордого и честолюбивого Гейдара Алиевича, он хорошо знал республику, и его бесспорный авторитет мог бы развязать многие узелки недоверия, стабилизировать ситуацию в Азербайджане, вернуть ее в мирное русло.

Сумгаит, Карабах, изгнание азербайджанцев из Армении, безусловно, оставили рубцы на сердце Алиева. Один из лидеров народного фронта Азербайджана Рагим Казиев вспоминал: еще будучи членом Политбюро, Алиев пошел на контакты с лидером НФА, фактически он был теневым идеологом народного фронта. Да и не могло быть иначе, под политическим обвалом могли быть погребены все добрые начинания. Весь 1989 год в Баку был неспокойным, в новогодние дни 1990 года толпы людей сокрушали пограничные заграждения вдоль государственной границы. Причина? Противостояние властных республиканских элит и НФА, карабахский кризис. Набрал кульминационную силу и процесс вытеснения армян из республики. И уже 13 января в Баку выехали секретарь ЦК КПСС А. Н. Гуренко и член президентского совета Е. М. Примаков.