(Бирюк) Петров - Юг в огне

- О, Андрей Аркадьевич! - сказал Константин. - Я - литератор неважный.

- Это не имеет значения, - заметил посол. - У нас столько литераторов - хоть пруд ими пруди. За вас напишут какую угодно статью. Конечно, вы должны авторам этих статей кое-что рассказать... Надо возбудить англичан, взбудоражить их. В Англии еще не осознают той грозной опасности, которую представляет русский большевизм.

К Константину прикрепили для литературной работы пресс-аташе посольства Харитона Харитоновича Басманова, ожиревшего человека лет тридцати двух. Пресс-аташе в свою очередь "прикрепил" к нему двух русских журналистов, бойко пишущих на английском языке.

В посольстве, после долгого перерыва, началась лихорадочная деятельность. Заскрипели перья, застучали машинки. За подписью донского казачьего полковника Константина Ермакова в прессе стали появляться статьи, призывающие англичан помочь своей союзнице России в ее борьбе с большевиками.

В столице Великобритании об этих статьях заговорили, Константином заинтересовались. С ним охотно знакомились. У него появились поклонники и поклонницы, любящие экзотику. Константина стали приглашать на приемы и обеды. Он входил в моду. Всякий рад был похвастаться знакомством с донским казачьим офицером. О донских казаках, как во времена Платова, когда он пребывал в качестве гостя в Лондоне, стали говорить и писать всякие чудеса.

У Константина появились деньги. Он сшил себе еще одну прекрасную казачью форму старой моды, поражая ею простодушных лондонцев. Его уже хорошо знали и почтительно встречали швейцары в ресторанах, кабаре и кафе-шантанах.

Несмотря на такую веселую, беспечную жизнь, на все развлечения и удовольствия, Константин тосковал по жене, Новочеркасску... Иногда он запирался в своей комнате, зверски напивался и, заливаясь пьяными слезами, предавался сладостным воспоминаниям о жене, о тихом Доне, о друзьях. Вспоминая о Вере, он содрогался от ярости и ревности, представляя ее в объятиях Брэйнарда.

X

Однажды Константин сидел в своей комнате у окна и тоскливо смотрел на дождливую улицу. Дождь, мелкий, осенний, надоедливо стучал по стеклу. Константина беспокоили думы о доме, о жене. Хотелось скорей на Дон... В дверь кто-то торопливо и настойчиво постучал.

- Войдите! - меланхолично сказал Константин, не двигаясь с места.

В комнату вошел взволнованный Саблин.

- Что случилось, господин посол? - не меняя позы, спросил Константин.

- Я вижу, полковник, вы заболели сплином, - сказал весело и вместе с тем встревоженно Саблин, тяжело дыша. - О, черт возьми, - приложил он руку к сердцу. - Мотор сдает... Эх, старость... Будьте готовы, Константин Васильевич. Сегодня вас примет военный министр Черчилль... Будем ждать звонка. Оденьтесь!..

Одевшись в синий казачий мундир, натянув на себя шаровары с лампасами, Константин стал ждать вызова... Саблин прислал за ним только поздно вечером, когда Константин хотел было уже раздеваться и ложиться спать.

У подъезда посольства стоял лакированный длинный черный лимузин.

- Не робейте, полковник, - поучал дорогой Саблин Константина. - Он не бог, а такой же человек, как и мы с вами, а поэтому, прошу вас, не теряйте человеческого достоинства, особенно достоинства русского человека, к тому же донского казака...

* * *

По выражению Ленина, Уинстон Черчилль был "величайшим ненавистником Советской России".

Вот к такому-то человеку и вез Константина Ермакова старый пройдоха, искушенный в тонкостях дипломатии посол Саблин. Старик, конечно, отлично понимал, что этот грубый невежественный казачий полковник не представляет особого интереса для военного министра Великобритании, но надеялся, что своими рассказами о зловещем большевизме Ермаков сумеет еще больше разжечь ярость Черчилля.

Саблин, сидя рядом с Константином в автомобиле, что-то рассказывал ему, указывая на осыпанные разноцветными рекламными огнями магазины, парки, памятники, на огромные, потемневшие от дождя, влажные каменные громады зданий. Но Константин почти не слушал его. Он радостно думал о том, что вот побеседует сегодня с Черчиллем, выяснит все - и через несколько дней уже сможет тронуться в путь, домой.

- Куда мы едем, Андрей Аркадьевич? - спросил он у старика.

- В Вест-Энд, - ответил тот и стал рассказывать, что собой представляет этот Вест-Энд.

Автомобиль плавно подкатил к чугунным ажурным воротам. Шофер выскочил из кабины и услужливо распахнул дверцу машины перед Саблиным.

- Прошу вас, сэр, - сказал он. - Мы приехали. Это дом военного министра лорда Черчилля.

Посол, опираясь на плечо шофера, тяжело вылез из автомобиля, подошел к привратнику, сидевшему в будке у ворот, и назвал себя. Тот распахнул перед ним калитку.

- Пожалуйста, милорд! - сказал он и, пропуская гостей, нажал кнопку звонка.

Саблин и Константин направились к большому старинному одноэтажному каменному дому, стоявшему в глубине двора. Предупрежденный звонком, швейцар уже гостеприимно распахнул перед ними широкую стеклянную дверь.

Раздевшись в обитой дубом передней, сопровождаемые лакеем, Саблин и Константин прошли мимо двух бронзовых рыцарей в латах, в застывшей позе стоявших с факелами у дверей, ведших в огромный освещенный зал.

- Прошу, милорды, в кабинет, - сказал лакей и открыл перед поздними визитерами тяжелую резную дверь.

В просторном кабинете стоял полумрак. Пахло хорошим табаком и мятой. При входе их из-за письменного стола поднялся светловолосый мужчина средних лет и сделал несколько шагов навстречу.

- Приветствую вас, джентльмены, - слегка поклонился он.

- Хэлло, милорд! - подал ему руку Саблин. - Познакомьтесь, сэр, с посланцем тихого Дона, полковником Ермаковым.

- Весьма рад, - пожимая руку Константину, сказал Черчилль. - Прошу садиться, господа. Курите, - указал он на раскрытую коробку с гаванскими сигарами.

Взяв сигару и срезав кончик ее, Константин закурил и с любопытством окинул взглядом Черчилля.

Ничего особенного в Черчилле не было. Походил он на мелкого банковского клерка. Было Черчиллю лет сорок пять. Среднего роста, с небольшими светлыми усами, он уже начинал немного полнеть.

- По-английски говорите? - спросил Черчилль у Константина.

- Немного. Но за это время, что прожил у вас, в Лондоне, я стал говорить и понимать значительно лучше.

- Практика, - улыбнулся Черчилль. - Вы простите, полковник, что я вас задержал, - с любопытством разглядывая Константина в его казачьей форме, проговорил он. - Был занят. Мы, высшие чиновники британского правительства, часто не располагаем собой...

- Это же закон, - подобострастно подхватил Саблин. - Чем выше человек занимает пост, тем занятее он бывает.

Свет от настольной лампы мягко падал на лицо Черчилля. Он сидел спиной к огромному шкафу из красного дерева, заполненному книгами с золочеными корешками. Над шкафом висел большой портрет в тяжелой бронзированной раме какого-то сановного мужчины в средневековом одеянии.