И Петров - Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления)

Работая над партией Старого воина, я часто пользовался советами Юрия Александровича, который помогал мне войти в образ моего героя.

Во время войны этой ораторией дирижировал чудесный музыкант и обаятельнейший человек Александр Васильевич Гаук. Через несколько лет на сцене Большого зала консерватории Евгений Федорович Светланов предложил свою трактовку произведения, которая была ближе его большому таланту. Со Светлановым мы записали ораторию на пластинку.

С Евгением Федоровичем я работал и над кантатой Шапорина "На поле Куликовом". Басовая партия в этой кантате даже труднее, чем в "Сказании...", но я учил ее с большим удовольствием, и она принесла мне много радости.

Еще больше я сблизился с Юрием Александровичем Шапориным в те годы, когда в Большом театре ставилась его опера "Декабристы". Я с удовольствием пел в ней партию Бестужева, а затем мы записали эту оперу на пластинку. Почти ежедневные встречи с композитором, его огромное обаяние, его рассказы о замечательных поэтах, писателях, пианистах, с которыми он дружил, были очень интересны и давали нам много пищи для размышлений.

Творческие контакты связывали меня и с другим замечательным музыкантом и педагогом - Дмитрием Борисовичем Кабалевским. Это был человек высокого роста, чрезвычайно худой, похожий, пожалуй, на Паганеля из романа "Дети капитана Гранта", веселый и очень привлекательный, наделенный чувством юмора. Помню, пришел он как-то на репетицию и заявляет: "Вы знаете, что со мной произошло? Ехал я на машине с дачи и вдруг чихнул. А был гололед. Не успел опомниться, как смотрю - уже лежу в кювете".

Впервые я встретился с Дмитрием Борисовичем, когда он мне предложил исполнить только что написанные им сонеты на стихи Шекспира. У меня сохранились ноты, отпечатанные на стеклографе, на которых стоит надпись: "Дорогому Ивану Ивановичу Петрову с искренним уважением и симпатией. Дмитрий Кабалевский. 7.IX.1954 года".

Я, конечно, с удовольствием исполнял эти сонеты, и многие из них остались в моем репертуаре. Когда я был в Париже, то президент граммофонной фирмы "Шан дю Монд" Жан Руар предложил мне записать новые произведения советских композиторов. Я назвал сонеты Кабалевского, и он ухватился за эту идею. Все семь сонетов были записаны. Позже Дмитрий Борисович дописал еще три сонета. Во время войны в Большом театре ставилась опера Дмитрия Борисовича "Никита Вершинин". Я был назначен на партию главного героя, но, видимо, она мне не очень удавалась. Я чувствовал, что композитор не удовлетворен, нервничает, и премьеру пел Алексей Филиппович Кривченя. К сожалению, хотя в этой опере много хорошей музыки, спектакль не произвел цельного впечатления и в репертуаре театра не удержался.

Несколько лет тому назад я вел на телевидении цикл передач "Камерная музыка русских советских композиторов", и очередь дошла до произведений Кабалевского. Я рассказывал о его фортепьянных и скрипичных пьесах, квартетах, вокальных сочинениях. Рассказывал очень тепло, потому что музыка их мне чрезвычайно нравилась. И буквально через день или два после передачи я получил от Дмитрия Борисовича письмо из больницы, где он в это время находился. Кабалевский писал: "Дорогой Иван Иванович! Я с такой радостью прослушал Вашу передачу. Сколько вы сказали теплых прекрасных слов, которые меня так обрадовали и согрели! Большое Вам спасибо".

Познакомился я и с величайшим композитором Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем. В жизни это был чрезвычайно застенчивый, даже робкий человек. Если ему приходилось высказать замечание, то он делал его с таким видом, как будто упрашивал исполнителя, когда по праву мог бы настаивать.

С Дмитрием Дмитриевичем я впервые встретился в очень интересной работе над ораторией "Песнь о лесах". Пели Ивановский и я, а дирижировал А. Юрлов. Это настолько интересное произведение, что даже фирма "Шан дю Монд" записала ораторию с нашим участием. Пластинка с большим успехом разошлась среди любителей классической музыки и во Франции, и в других странах. И когда я сравнительно недавно был в Париже, то видел вновь изданную "Песнь о лесах" в магазинах, она продается.

Кроме "Песни о лесах", я исполнял романсы на стихи Долматовского, написанные Шостаковичем: пел "День обид", "День встреч", "День радости". Эти разные по настроению романсы я включал в свои сольные, а иногда и в сборные концерты, и всегда они встречали теплый прием у публики.

Исполнял я также партию баса в Тринадцатой симфонии Шостаковича, написанной для хора, симфонического оркестра и баса, для которого создана очень трудная партия. Большая, широкая по тесситуре и сложная интонационно. Эта симфония также вызывала горячий отклик у нашей публики.

Доставила мне большую радость и работа над очень сложным и очень ярким творением, производившим всегда большое впечатление,- "Казнь Степана Разина". Эту ораторию я впервые исполнил в Большом зале консерватории, дирижировал Г. Рождественский. В концерте принимали участие наш хор и оркестр. Затем мы исполнили эту ораторию на гастролях в Монреале, и публика встретила ее овациями.

Наш классик легкой музыки, музыки красивой, певучей, Исаак Осипович Дунаевский был человек внешне как будто ничем не примечательный, но какой это был замечательный музыкант! Как он чувствовал и природу голоса, и стиль каждого персонажа своих музыкальных комедий! К сожалению, я мало исполнял песен Дунаевского, потому что они в основном написаны или для высокого женского голоса, или для высокого мужского. Для баса почти ничего нет, кроме песенки из кинофильма "Дети капитана Гранта". Но эту песенку Паганеля - "Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка - это флаг корабля" я пел на "бис", и публика принимала ее восторженно.

Как гимн, величественно и торжественно, звучит песня "Широка страна моя родная". Недаром одно время вставал вопрос о том, чтобы сделать ее гимном нашей страны. Я испытал незабываемую радость, когда Дунаевский предложил мне записать эту песню на пластинку. Он дирижировал, а я пел. Эта запись долгое время звучала по радио, а теперь, наверное, устарела, так как появились стереофонические записи.

Еще несколько слов хочется сказать о замечательном нашем композиторе Араме Ильиче Хачатуряне. Автор "Спартака" и "Гаянэ" относился ко мне по-дружески. Он мало написал вокальной музыки, но все-таки я пел его песню "Море Балтийское". Раздумья матроса о родных местах переданы в ней мелодией мягкой, пластичной, очень красивой.

Я вспоминаю нашу совместную поездку на пароходе по городам Волги. Мы плыли от Москвы до Астрахани и обратно с оркестром Горьковской филармонии. В этих концертах участвовал и Эмиль Гилельс. Я выступал с сольными концертами и пел под аккомпанемент оркестра, которым дирижировали Ю. Темирканов и А. Хачатурян.