Гордон Сандер - Зимняя война 1939-1940 гг

Затем опять ситуация стала ухудшаться.

К сожалению, мир был определенно недосягаем в ближайшие дни. Вернувшись в столицу 14 февраля, Таннер узнал, что слухи о возможных переговорах о мире с Москвой начали расползаться. Для того чтобы их опровергнуть, он сделал публичное намеренно лицемерное заявление, отрицающее предыдущие контакта с Москвой. Как можно было ожидать, это необдуманное заявление (о котором Таннер в своей книге умалчивает) только подхлестнуло слухи и вызвало раздражение у его товарищей-миротворцев Рюти и Паасикиви.

Но целенаправленный миротворец настаивал. Оставалось только убедить остальных членов правительства, и все будет хорошо. Теперь дела стали выглядеть еще хуже. В очередной раз Таннер на заседании комитета по иностранным делам правительства изложил варианты: мир в обмен на Юссаре, помощь от Швеции или помощь от Запада.

Результатом были хаос и смятение, как пишет Якобсон.

«Таннер получил чистосердечную поддержку Рюти и Паасикиви, и более осторожную поддержку от президента. Два члена правительства от аграрной партии, Ниукканен (министр обороны) и Ханнула (министр образования) твердо высказались против мира на условиях Таннера, а министр юстиции Содерхьельм сказал, что Финляндия не сможет расстаться с Юссаре».

Различия в позициях между этими двумя группами оказались непримиримыми, и главный орган правительства, принимающий решения, оказался разделённым.

Результатом было то, что «в самый критический момент войны Финляндия осталась без единодушного и объединенного политического руководства». Ради национального единства раскол решили не оглашать. Согласились только на то, что не время было выносить разногласия на публику. Тем не менее разделение, которое мешало продолжить миротворческий процесс, было реальностью.

У Вяйно Таннера был исключительно плохой день. Было утро 13 февраля, вторник. Финский министр-странник был в Стокгольме в это утро и общался со шведским премьером Пером Альбином Ханссоном и его министром иностранных дел Кристианом Гюнтером. Переговоры шли в роскошном кабинете шведского премьера в Канцелярии шведского правительства. Вдали блистали огни «Северной Венеции» — в противоположность затемненному Гельсингфорсу. Переговоры шли плохо. На самом деле все шло плохо.

Лавина плохих новостей началась уже утром, когда Танер сидел на аэродроме в Турку и ждал самолет на Стокгольм. На посадке курьер вручил ему письмо от Эркко, посла в Швеции, в котором были новые советские условия мира.

Сердце Таннера упало, когда он прочел письмо. Молотов изменил свое решение. Его больше не интересовал какой-то остров. Ему было нужно больше, гораздо больше.

Теперь Финляндия должна была отдать Ханко, Перешеек и восточное побережье Ладоги.

В мягких словах Таннер описал это так:

«Позиции двух стран очень сильно отличались. Вместо дальнейшего обсуждения передачи маленького острова Советский Союз потребовал передачи целых провинций.

Эго письмо сделало меня пессимистом». Неудивительно.

Теперь, как и двумя месяцами ранее, в первые дни войны, Таннер попросил своего старого друга, коллегу-социалиста, премьера Ханссона послать шведские регулярные войска на помощь своему погибающему соседу.

Финский министр, явно в тяжелом положении, старался изо всех сил расшевелить Ханссона с каменным выражением на лице и молчаливого Гюнтера:

«Я представил свое дело. Финляндия искала мира. Но ее шаги к миру ни к чему не привели. По этой причине пока что придется воевать. Финляндия одна не могла долго продержаться, и поэтому нужна была помощь. Мы хотели бы ограничиться помощью от Скандинавских стран».

Таннер выразил благодарность за значительное количество шведских добровольцев, которые уже направились в Финляндию. Но путь добровольцев был слишком длинным. Большинство добровольцев все еще проходили боевую подготовку. В боях участвовала только небольшая группа летчиков-добровольцев.

Таннер настаивал, что настало время шведскому правительству занять более активную позицию.

Швеция должна послать добровольцев уже обученных, так же, как действовал немецкий легион «Кондор» в испанской гражданской войне. Если Швеция это сделает, то это несомненно поможет переговорам о мире.

Если Швеция этого не сделает для сражающегося соседа, продолжил взволнованный финский министр, то Финляндия будет вынуждена положиться на помощь Запада. Но у этого могут быть серьезные последствия. Финляндия станет участником крупного европейского конфликта, куда могут быть втянуты Швеция и Норвегия.

Шведские политики терпеливо дождались конца тирады Таннера. «Имея все это в виду, финское правительство хотело бы знать отношение шведского правительства к оказанию более масштабной военной помощи».

Часы шли. Ханссон спокойно объяснил своему удрученному посетителю, что шведское общественное мнение не под держит интервенции в Финляндии, даже в рамках отправки добровольцев. Как такие части будут создаваться, спросил он. Правительство не могло никому приказать стать добровольцем.

Затем, разумеется, нужно было иметь в виду и немцев. «Ханссон был убежден, что если Швеция вступила бы в войну на стороне Финляндии, то западные страны разорвали бы свои отношения с СССР и Германия была бы вынуждена предпринять действия против Скандинавии».

Таннер возразил: у него была другая информация. Немецкие дипломаты заверили финнов, что Рейх не вмешается. «Простите», — ответил шведский премьер. Ответ отрицательный.

А что, если прибудет экспедиционный корпус союзников? Позволит ли Швеция им пройти через Швецию (как легкомысленно предположил Чемберлен)? Ответ опять был отрицательным. Все, что могли предложить финскому посетителю шведские министры, это продолжить переговоры о мире.

Этот совет, разумеется, Таннеру был не нужен. «Он только и думал о мире с момента падения первых бомб. Но он надеялся, что Швеция, пообещав отправить войска, поможет ему заключить мир на более выгодных условиях». Все было бесполезно. Дверь к шведской помощи была захлопнута у Таннера буквально перед носом. Собравшись с силами, финский министр откланялся и приготовился вернуться в Хельсинки, чтобы сообщить дурные новости своим коллегам.

Действительно, тяжелый день. Но худшее было впереди. Было уже около 12 ночи. Таннер был в Хельсинки, после долгого, одинокого полета из Стокгольма через Турку. Измученный заботами дипломат был готов лечь спать, когда зазвонил телефон. Звонил Рюти и сообщил катастрофические новости: русские прорвались у Ляхде. «Прорыв небольшой, — сказал Рюти потрясенному Таннеру, — но опасный. Была предпринята попытка его ликвидировать». Неудивительно, что Таннер в ту ночь плохо спал.