Маргарита Альбедиль - Индия: беспредельная мудрость

В тантризме был принят своего рода аскетизм «с обратным знаком», характерным примером которого является практика «пяти М», то есть пяти действий, начинающихся на санскрите с буквы «М»: употребление хмельного напитка мадхья, поедание мяса – мамса, рыбы – матсья, жареных зерен – мудра и недозволеная форма полового общения – майтхуна. Обычно нарушала табу группа посвященных, собиравшихся в уединенном месте для обретения высшего состояния – сиддхи.

Вся подобная тематика получила вполне конкретное иконографическое воплощение в уникальном феномене индийской скульптуры, украшающей некоторые храмы, например, в Кхаджурахо и Конараке. Сюжеты этих скульптур обычно шокируют европейцев, так как откровенно отражают разнообразные сцены любовного быта, включая позиции любовного соития. Но у самих индийцев никаких ассоциаций с порнографией они не вызывают, скорее наоборот, каким бы неожиданным нам это ни показалось, они связываются с самыми «очищающими» символами, имеющими отношение к плодородию и соответствующими магическим представлениям. Их можно истолковать и в свете более высоких натурфилософских идей, как сочетание высшего мужского творческого начала с женской природной субстанцией, ведущее к достижению высшего состояния – слиянию с божеством в духе тантрийской практики.

Мы живем в сплетении всех культур былого: это тонко чувствуют некоторые поэты, например М. Волошин, написавший:

Может быть, поэтому во многих из нас подспудно живет «тоска по мировой культуре», о которой говорил О. Мандельштам, переживший чудовищные катаклизмы культуры и разрывы духовной сферы человеческого существования.

Каждая культура может полноценно жить только умело сочетая «свое» и «чужое», приводя их в столкновение или устанавливая между ними гармоничный союз, и наше время знаменательно тем, что оно ведет диалог Востока и Запада и «в мудрости Востока и Запада мы видим уже не враждебные, борющиеся силы, но полюса, между которыми раскачивается жизнь», – как считал Г. Гессе.

Хочется надеяться, что внимательный читатель, взявший на себя труд прочесть эту книгу, убедился, что в этом диалоге Индия выступает в роли мудрого собеседника: ей есть что сказать миру. За последние два столетия ее влияние на духовную культуру и философию Европы и Америки становится все более ощутимым. Общеизвестно, что на европейскую философскую мысль с XIX в. стал оказывать влияние буддизм, а миссионерскую деятельность индуизма на Западе начал ученик Рамакришны Свами Вивекананда. Позже другие индийские мистики и их ученики основывали различные организации и группы, среди которых были как серьезные, так и сомнительные образования.

На многие пытливые умы в Европе значительное влияние оказала древняя философская индийская литература; ее переводы читали И.-В. Гете и другие писатели; А. Шопенгауэр открыто признавал, что находится под ее влиянием. Сильное воздействие Индии испытали американские трансценденталисты, особенно Р. Эмерсон и Г. Торо, повлиявшие, в свою очередь, на своих современников и последователей, особенно на У. Уитмена. Не только гуманитарии, но и представители точных наук не остались равнодушны к ней, и в их числе – известный физик Ф. Капра. А наши соотечественники В.В. Налимов и С.Б. Баринова проследили связь идей кибернетики с философией Древней Индии.

Наконец, в современных обновленческих вариантах различных конфессиональных систем устойчивым и влиятельным остается индуистский поток. Прав был М. Элиаде, утверждавший на закате своей жизни, что «открытие Индии продолжается по сей день, и ничто не обязывает нас предполагать, будто конец его близок… Открытие Индии может прекратиться только тогда, когда иссякнут творческие силы Запада».

Что же касается его самого, в значительной степени сформированного духовными воззрениями Индии, то для него особенно важны были три индийских урока, хотя на самом деле их было больше, да и каждый из них имел немаловажные последствия. Первым и главным своим уроком он считал открытие особой философии, вернее, особого измерения в ней, когда философия не является только теоретизированием, а помогает преобразовать жизнь, сделать ее «освященным бытием». «Мышление йоги, как и мышление санкхьи, придерживается дуализма: с одной стороны, материя, с другой – дух. Но меня интересовал не столько дуализм, сколько то, что и в санкхье, и в йоге человек, вселенная и жизнь не иллюзорны. Жизнь реальна, мир реален. Мир можно покорить, жизнью можно овладеть… Речь идет о трансмутации физиологической деятельности… Мне удалось… обнаружить, что в Индии существовали психофизические приемы, благодаря которым человек может радоваться жизни и одновременно ею управлять. Жизнь поддается преображению через сакраментальные действа». Нельзя не согласиться с Элиаде, что возможность «переосвящать жизнь, переосвящать природу» – одна из самых волнующих и заманчивых для человеческого существа.

Второй урок, который извлек для себя Элиаде, – открытие важности религиозного символизма в традиционных культурах. До этого, живя в Румынии, он был равнодушен к религиозной жизни, считая, что церкви перегружены иконами, и не видел их символического значения. «В Индии, – пишет он, – мне пришлось пожить в одном бенгальском селе, и там я видел женщин и девушек, трогающих и украшающих лингам, фаллический символ, вернее, каменный фаллос, точно воспроизведенный с анатомической точки зрения; и, конечно, женщины – по крайне мере, замужние – не могли не знать его физиологическую природу и назначение. Так я постиг, что в лингаме мыслимо усмотреть символ. Лингам заключал в себе тайну жизни, созидания, плодоносности, которые проявляют себя на всех космических ступенях. Это был не банальный мужской член, это была эпифания Шивы. Возможность такого религиозного умиления через образ и символ открыла для меня целый мир духовных ценностей».

Илл. 117. Дворик шиваитского храма

Третье открытие Элиаде назвал «открытием неолитического человека». Наблюдая охоту на крокодилов у санталов, он был потрясен, «воочию увидев глубокие корни Индии, уходящие не только в арийское и древнеиндийское наследие, но и в глубь азиатского пространства, в аборигенную культуру. Это была неолитическая цивилизация, основанная на земеледелии, то есть на религии и культуре, которые сопутствовали открытию земледелия и которые воспринимали мир и природу как непрерывный цикл жизни, смерти, воскрешения – цикл, характерный для растений, но определяющий и человеческую жизнь и представляющий к тому образец для жизни духовной».