Юлия Лунева - Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914)

Затем Сазонов перешел к критике британского проекта по существу: «Если цель международного контроля будет достигнута, то есть финансы Турции придут в порядок, то ничто не помешает ей усилиться и в военном отношении; если же этого не случится, то международный контроль приведет к гегемонии какой-либо одной державы и, во всяком случае, к борьбе между конкурирующими державами» [601] Там же. . У министра иностранных дел появляется невольное опасение, что «учреждением европейского контроля свобода действий России в отношении Турции будет слишком ограничена. События складываются таким образом, что мы, не увлекаясь несбыточными утопиями, можем считаться с возможностью установить с Турцией лучшие отношения, чем это было до сих пор».

Сазонов сделал вывод, что турки придут к осознанию того, что наилучшим средством против Болгарии является использование ими того влияния, которым Россия располагает в Софии. Турция должна отдавать себе отчет в том, что Константинополь и Проливы находятся под сильной угрозой в будущем. Эта опасность в глазах турок будет перевешивать их традиционное недоверие к России; наш, до известной степени, общий интерес — предотвратить переход Проливов во владение другой державы — сблизит нас с Турцией. За Болгарию Сазонов спокоен. «Последняя знает очень хорошо, что Проливы принадлежат к неоспоримой сфере интересов России и что в этом направлении с нашей стороны не может быть никаких колебаний и уступок» [602] Константинополь и Проливы… С. 55. . Эту точку зрения Сазонова решительно поддержал посол России в Константинополе Гире, телеграфировавший министру 10 (23) мая, «что хотя лично он уверен в близком и окончательном крушении Турции, но сами турки отнюдь не расположены подчиниться кондоминиуму европейских держав и найдут опору в некоторых из них (в Германии, конечно)», а с русской точки зрения «введение международного элемента в наши до сих пор прямые отношения с Турцией может только затруднить и отдалить осуществление нашего исторического стремления овладеть Проливами» [603] Там же. . Османская империя не является крупным рынком сбыта для российской торговли, поэтому наиболее выгодным для России было бы, если бы в Турции в достаточной степени восстановился порядок для обеспечения личной и имущественной безопасности жителей, без различия религии и национальности.

Подобно тому, как Англия добивалась в прежние годы усиления оборонительных средств Константинополя и Проливов против России, так теперь русское правительство было озабочено способностью Турции противостоять нападению болгар. Сазонов опасался «преждевременной» постановки вопроса о Проливах, но за будущее он был спокоен: чрезмерного усиления Турции он не боялся. По его мнению, времени было достаточно, чтобы планомерно подготовить разрешение проблем, связанных с вопросом о Проливах, но надо только позаботиться, чтобы «больной человек» протянул до нужного момента, чтобы он был даже в состоянии защищаться против случайных претендентов на его имущество в ожидании, когда оно будет взято у него «законным наследником» [604] Там же. С. 56. .

Сазонов не отвергал как утопическую саму возможность сближения Турции с царской Россией на почве «совместной» защиты Проливов. Он твердо верил в нее и собирался сделать целью своей политики. «Очевидно, в течение подготовительного периода, нужного для разработки известной программы, наилучшая комбинация — это русофильская ориентация турецкого правительства» [605] Там же. . Однако в действительности в тот момент невозможно было разработать программу, которая склонила бы Османскую империю на сторону России.

Пока российский министр предавался умозрительным размышлениям, в Лондоне посчитали, что настало время заключить мир на Балканах. Как заметил помощник статс-секретаря Министерства иностранных дел Эйр Кроу, «все положение Англии в мире зиждется в значительной степени на уверенности, что по меньшей мере в вопросах, не затрагивающих ее собственные жизненные интересы, она решает вопрос строго по существу, в соответствии с общепринятыми нормами добра и зла» [606] Тэйлор А. Указ. соч. С. 498. .

13 (26) мая 1913 г. Грей пригласил в свою резиденцию поочередно все делегации воюющих стран и заявил им в категорической форме, что великие державы вновь настаивают на подписании мирного договора в таком виде, в каком он существует. Согласно ему Турция теряла все свои европейские владения, за исключением Константинополя и небольшой территории к западу от него до линии Энес-Мидье. Османская империя также уступала союзникам остров Крит и отказывалась от прав на владение другими островами Эгейского моря. Вопросы о границах и внутреннем устройстве Албании и об участи Эгейских островов передавались на рассмотрение великих держав.

Британский министр напомнил всем делегатам, что английское правительство, предоставляя Лондон для мирных переговоров, желало им счастливого прибытия в британскую столицу и успешной работы. Поэтому делегаты воюющих сторон не должны злоупотреблять гостеприимством, а подписать мирный договор или покинуть Лондон. Подписание договора состоялось в Сент-Джеймсском дворце, где и проходила конференция.

17 (30) мая к 11 часам все прибыли во дворец. Грей прочитал на французском языке речь, после чего делегаты в алфавитном порядке подходили к столу и подписывали заготовленный в Форин оффис текст [607] Аветян А. С. Указ соч. С. 203; Gibbons H. A. The new map of Asia. 1900–1919. N. Y., 1919. P. 159. . Так завершилась Первая Балканская война.

В Лондонском договоре не говорилось о том, как союзникам следовало разделить плоды своих побед. Территориальная проблема не была окончательно решена в сербско-болгарском и болгаро-греческом договорах. Как писал «Современник»: «Именно завоевание Фракии с Адрианополем, давшее Болгарии гораздо больше, чем она рассчитывала в начале войны, усилило аппетиты Сербии и Греции и дало им формальное основание предъявить к болгарам требование, далеко выходившее за пределы их собственных первоначальных планов и договоров» [608] Современник. 1913. № 8. С. 316. .

Правящие круги Балканских государств, руководствуясь своими экспансионистскими устремлениями, вели друг с другом ожесточенную полемику по вопросу о разделе захваченных территорий. Особенно острой была борьба между Болгарией и Сербией при разделе Македонии. Сербия требовала выхода к Эгейскому морю, против чего возражала Болгария. Попытка России взять на себя роль арбитра, как это было предусмотрено в сербско-болгарском договоре, потерпела неудачу из-за сопротивления Сербии.

Болгаро-греческие отношения обострились из-за Салоник. Болгария претендовала на этот город, который был занят в ходе войны греческой армией. Притязания греков на некоторые другие города, которые болгары считали принадлежащими им, также послужили причиной обострения болгаро-греческих отношений.