Виктор Верас - У истоков исторической правды

Вот несколько ярких примеров из жизни.

В Советской Армии были так называемые «землячества». Кто служил, тот помнит, что это такое. Но белорусского землячества в войсках было тогда трудно найти. Белорусы присоединялись или к украинцам, или к русским. Это же явление очень ярко проявляется и за границей. Если взять Нью-Йорк, то там даже есть не только храмы и банки разных этносов, но даже кварталы. Есть польские, украинские, еврейские, но нет белорусских. Дети, родившиеся в Соединенных Штатах, чувствуют себя не столько американцами, сколько украинцами, если родители украинцы, или поляками, если родители поляки, или евреями, если родители евреи. В среде белорусов такое явление редкое. Если родители приехали в США около 50 лет назад, то дети вряд ли знают белорусский язык, уже не говоря о внуках.

Виноваты ли люди? Да, нет. Проблема намного глубже. Связи «свой-чужой» между членами белорусского этноса очень слабы из-за слабости этнического поля.

Еще один факт из жизни. Как рассказывал очевидец, в 1998 г. после того, как из Беларуси ушел фонд Сороса, в тяжелом положении оказался один белорусский студент, учившийся в одном из университетов США при помощи этого фонда. Уход фонда с Беларуси повлек за собой пренеприятнейшее для студента событие, – фонд отказался оплачивать его учебу. Большую часть финансирования взял на себя университет. Студенту-белорусу необходимо было найти еще 1500 долларов – это не очень большая сумма для США. Он приехал в Нью-Йорк в надежде заработать. Но надежды не сбылись. Тогда он обратился к белорусам, проживающим там, дать ему в долг на два месяца. Но никто не помог.

Однажды автор решил съездить в один поселок Беларуси. Из областного города в районный он добрался на рейсовом автобусе. Дальше была дилемма – или ждать шесть часов автобуса, или идти пешком. Он выбрал второе. До поселка было 20 км. Проехал 21 автомобиль. И только остановилась одна легковушка, когда до поселка оставалось 5 км.

Таких примеров можно привести огромное количество. Можно винить в данном явлении каждого конкретного человека. Но как винить этнос? Эту данность можно или спокойно принять, как реальность, или попробовать найти возможность выхода из создавшегося положения, так как призывы к людям одуматься ни к чему не приведут, так как их внутренние проблемы не позволяют им это сделать.

Когда у человека слабеет биополе, он заболевает. По большому счету, в организме человека происходит нарушение связей между органами. Когда слабеет поле семьи, членам этой семьи становится неинтересно быть друг с другом. Тогда они друг в друге начинают находить отрицательные черты и неправильные действия. Нежелание помочь или взять на себя обязанности другого становятся обычным делом. Наблюдая за своим суженым (суженой), она (он) часто думает: «Как я могла (мог) выйти замуж (жениться) на таком (такой)?..» Дети с детства, перенимая отношения родителей, заряжаются на такое же устройство уже своей семьи. Начинается проблема рода. (Кстати, на 1999 г. Беларусь занимала первое место в мире по разводам. На 100 браков у нас насчитывалось 68 разводов.) Что-то подобное наступает и у этноса, когда слабеют связи между его членами. Этническое поле уменьшается и этнос заболевает.

Язык любого этноса – это зарядное устройство его этнического поля. Разговаривая на каком-то языке, люди подпитывают этническое поле того этноса, на языке которого они говорят. Это тоже самое, как, покупая деньги другой страны, мы помогаем экономике этой страны. Но вот работать на экономику другой страны – это плохо, и с целью пресечения этого явления государство запрещает пользоваться деньзнаками других стран и требует пользоваться деньгами своей страны. И правильно делает. Ведь оно, руководство государства, печется об экономике своей страны и тем самым о материальном положении населения, которое его избрало управлять ими. Но ведь от величины этнического поля зависит в какой-то мере вся жизнь страны. И если руководство страны не заботится о своем родном языке, значит, не заботится о будущей жизни всего этноса. Если человек болеет разбалансировкой связей между его органами, самое прекрасное питание не может помочь избавить его от этой болезни. Требуется метод удаления этой разбалансировки. Тоже самое и в болезни этноса. Самая лучшая экономика не сможет решить вопрос уменьшения силы связи «свой-чужой».

Но главное в вопросе о языке в другом. Когда человек привыкает, а это есть определенная привычка, говорить на чужом языке, он начинает и думать на нем. А думает человек почти всегда. Это так называемый внутренний диалог, который, наверно, специально создан Природой (Богом) для увеличения энергии этнического поля этноса. Человек «про себя» говорит даже во сне. Значит, и во сне, говоря на чужом языке, льет воду на чужую мельницу, обессиливая этническое поле своего этноса.

Уважаемый читатель может задать автору резонный вопрос: «Так почему же ты сам пишешь это исследование не на родном языке?» Ответ очень прост, – это исследование предназначено, в первую очередь, для тех белорусов, которые заблуждаются в отношении, как своего народа, так и своего родного языка. И если бы оно (исследование) было написано на белорусском языке, они бы не очень им заинтересовались. А так существует надежда на обратное. Ведь помощь всегда требуется нуждающемуся. Известно уже давно, что многие проблемы людей – в недостатке знаний.

По последним исследованиям население Республики Беларусь больше всего доверяет духовенству и власти. Казалось бы, кто, если не они должны дать пример любви к своему народу, его традициям, языку не на словах, а на деле.

Автор наблюдал долгое время такую сцену в католических костелах. Бабушки, которые прислуживали там, до недавнего времени разговаривали на польском языке, считая себя польками. На этом же языке больше всего говорил и ксендз. На польском языке до недавнего времени велись и службы. Но пришло время возрождения. Некоторые ксендзы начали говорить на белорусском. Кое-где начали вестись и службы. Бабушки, старые бабушки, которым в таком возрасте, казалось бы, трудно переучиться на другой язык, говорят на чистейшем белорусском языке. А многие говорят, что это трудно.

И другой пример. Попробуйте зайти в городе в православную церковь и заговорить на белорусском языке. Получите гневные взгляды. Служба идет на старославянском, т.е. языке Киевской Руси. Почему? Почему когда русины взяли православную веру сразу же начали переводить все Священные книги с греческого на свой язык? Почему они не вели службы и не молились на греческом, а на своем родном, русинском? Наверно понимали, что «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Бог дал им язык, и они использовали его. Почему же мы, белорусы, не можем использовать свой язык, данный нам Богом?